Я представила вытянутое от удивления лицо Кугушева, но тут же стерла в воображении эту картинку. В конце концов, погибли уже двое. Любое промедление может привести к третьей смерти, и моя задача как можно быстрее остановить этот кошмар. Время – это условность, а условностями в таких обстоятельствах можно пренебречь.
– Татьяна, вы еще на линии? – раздался в трубке голос Кугушева. – Записали адрес?
– Давайте сверим еще раз. – Не могла же я признаться, что все прослушала!
– Прудная, шесть. Последний дом по левой стороне. Вы в магазине нашем были? Так вот, от магазина нужно свернуть налево, проехать пять или шесть домов и снова свернуть. Увидите улицу с домиками типовой застройки…
– Я вызову Боливара, – остановила я Кугушева. – Наверняка он знает, где Прудная улица.
– Этот знает, конечно, – согласился Кугушев. – Так что, едете к Евгении? Может, мне стоит предупредить ее о вашем визите?
– Ни в коем случае. Пусть это будет для нее сюрпризом. Надеюсь, вы меня не подведете? Не станете?
– Раз не хотите, значит, не буду, обещаю. Тогда до завтра?
– До встречи, Дмитрий. Утром я вас наберу.
Мы попрощались, и я немедленно связалась с Боливаром. Мой помощник снова оказался на высоте. Ни одного пустого вопроса, ни малейшего недовольства.
– Десять минут вам на сборы хватит?
– Засекайте время, Боля.
И отключилась.
Глава 6
– Чаво это вы здесь шарите? Милицию позвать или как?
Вздрогнув от неожиданности, я резко повернулась и нос к носу столкнулась с древней старухой. Встреча произошла у окна дома номер шесть на улице Прудной, где я вот уже добрых минут пять пыталась достучаться до хозяев. Ни на стук, ни на крики никто не отзывался. Я приникла ухом к стене, пытаясь уловить хоть какое-то движение внутри. Внезапное появление старухи меня изрядно напугало.
– Что шумите, бабуля? – недовольно проворчала я. – Пугаете честных людей.
– Честные люди в чужие окна не заглядывают. А бабулей свою бабку будешь звать. Меня, будь добра, называй Пелагеей Ильиничной. Запомнишь или тебе записать?
С чувством юмора у старухи явно все в порядке, вон как отбрила. Да и язык, как мне показалось, она коверкает специально, чтобы спросу поменьше было. Мол, человек я пожилой, что с меня взять?
– Вы, бабушка, в гости сюда или просто мимо проходили?
– Чиво? Ты к кому, парень, обращаешься? – Старушка насупила брови, а у самой в глазах смешинки так и бегают.
– Сдаюсь! – Я подняла руки. – Один ноль в вашу пользу, Пелагея Ильинична. Что, теперь на мировую?
– Можно и на мировую. – Моя новая знакомая явно была довольна таким признанием победы. – Пойдем в хату, там мировую закреплять будем.
– Так вы хозяйка? – ахнула я.
– Нет, как ты, по окнам подглядывать пришла. Гляжу, а место уже занято, – хмыкнула она. – Входи в дом, юмористка. И обувку снимай.
Я сбросила сандалии и прошла в комнату. Разномастная мебель: в центре круглый стол, накрытый скатертью, вокруг стола стулья с гнутыми ножками, у стены старинная панцирная кровать, застеленная по всем правилам – с горой подушек под кружевной накидкой. Противоположную стену занимали трехстворчатый шкаф довоенного производства и солидный кожаный диван.
– Нравится? – усмехнулась старуха, проследив за моим взглядом.
– Красиво, – слукавила я.
– Угу, красиво. Как в пятизвездном отеле, – засмеялась старуха. – Выбирай место по вкусу. Чаевничать будем.
– Да я, собственно, ненадолго. Мне бы жиличку вашу повидать. Евгению.
– Чего ее на ночь глядя беспокоить? Чем я тебе не собеседница? Незачем Женьку булгачить. Устала она, пусть отдыхает. Явилась на ночь глядя, еще и людей будить собираешься? Я-то известная полуночница, а Женька у меня девочка скромная. Пришла домой – и сразу на боковую.
– Пелагея Ильинична, мне ведь срочно, сами понимаете. До утра никак не терпит.
– А ты меня поспрашай. Может, я на что сгожусь? – не сдавалась старуха.
– Если только у вас есть телефон Ивана Степановича, – улыбнулась я.
– А кто это такой, Степаныч твой? У Женьки ухажеров нема.
– Это конюх ваш местный, за Арабеллой присматривает.
– Молодой? – игриво поинтересовалась бабуля.
– В возрасте.
– Так на кой он тогда тебе? Или как в поговорке: старый конь…
Пелагея Ильинична не договорила, давая мне возможность самой вспомнить, чем там заканчивалось. Пришлось объяснять.
– С Иваном Степановичем мне по делу нужно поговорить. Срочно причем.
– Ах, поговорить? Это тебе, дочка, придется утра дожидаться. Женька уж если заснет, так ее танком не разбудишь. Я давеча пыталась и ни с чем ушла.
– Неужели не смогли добудиться?
– Не смогла. Она на другой половине живет, и вход там отдельный. Я уж кричала ей, кричала, в стену долбила, а она, Женька твоя, так и не услышала. Наутро я ее спрашиваю: чего не отзывалась, колобродила где-то всю ночь? А она мне: «Как можно, Пелагея Ильинична? У себя была. Спала крепко, вот и не слышала».
– И давно это было? – заинтересовалась я.
– А вот вчерашней ночью и было. Да я не в обиде: девонька устает сильно – то тренировки, то соревнования.
– Но сейчас она дома? Можно это как-то проверить?
– Ладно уж, давай проверим.