Претендент на царство

— Жаль, очень жаль, — вздохнул он, подчёркивая своё сожаление. — Что же, отложим до следующего раза. Однако, надеюсь, у вас найдётся полчаса, чтобы прогуляться вокруг озера, поговорить о том о сём?

Я принуждённо согласился.

— Видите ли, очень редко в последние годы приходится встречать умных людей, — продолжал убеждать меня он в своей искренней расположенности, — а главное, с независимыми суждениями, как у вас. Я ведь отлично помню нашу давнюю встречу и то, как вы откровенно, предостаточно смело утверждали, что Москва больше не столица России. Правда, не смогли указать новый объединительный центр, хотя, кажется, называли Санкт-Петербург. Мы ещё с вами крепко поспорили, и вот видите — надолго запомнилось!

— Что ж, я и сейчас в этом убеждён, — хмуро подтвердил я. Он взглянул на меня сбоку, чуть шагнув в сторону, — вопросительно, с удивлением. Я продолжал: — Москва, как была сама по себе, так и осталась, а Россия существовала вроде бы в отдалении, так и поныне существует. Но новую столицу не могу и сейчас назвать. Хотя мне думается, что столица могла бы вернуться и в Санкт-Петербург, специально возведённый для этого. Там, по крайней мере, величие национального духа! Но мало кто с этим согласен, — заключил я.

— Любопытно… Очень любопытно! — воскликнул Ордыбьев, как бы поощряя меня и подчёркивая, что ему нравится наша стародавняя тема.

Я же хмуро продолжил:

— Если в ближайшие времена не появится новая столица, то сегодняшняя Российская Федерация неотвратимо развалится на части, как, плохо когда-то скроенный, Советский Союз. А точнее, на выморочные псевдогосударства, слабые и беззащитные, — на так называемые национальные суверенитеты и региональные независимости. В общем-то, к этому всё идёт, причём с ускоряющейся неизбежностью.

— Любопытно, очень любопытно, — повторил Ордыбьев задумчиво. — Поэтому-то не хотелось бы лишать себя удовольствия побеседовать с вами, когда представляется столь редкая возможность.

— Что же, я не против, — буркнул я.

Глава одиннадцатая Неожиданные откровения

I

Должен сказать, при соблазнах интеллектуальных разговоров я тут же забываю о своих обидах, увлекаясь замысловатыми, острыми спорами, которые мне кажутся судьбоносными. Конечно, я заблуждаюсь, но какая-то часть истины всё-таки приоткрывается. И меня не волнует, что мой оппонент придерживается совершенно противоположных взглядов. Важно лишь то, чтобы он умел защищать свои позиции. Ордыбьев, безусловно, умел это делать и даже очень изощрённо. Он заметил:

— Теперь, надеюсь, ваши убеждения разделяют многие думающие люди, не так ли? Но тогда, ещё до августовских событий, до поворотного девяносто первого года, это могло быть только прозрением, можно сказать, пророчеством. А призывы пророков сразу не понимают, просто не слышат.

— Спасибо, что сподобился такой оценки, однако я не страдаю эготизмом. Высокопарными словами не определяю свои раздумья, не преувеличиваю значимость своей личности, — отвечал я хмуро. — Потому что дела наши печальны, более того, трагичны. Лучше бы Москва оставалась тем, чем является. Лучше бы!

— Но вы ведь уже в это не верите?

— К сожалению, не верю, — вынужден был признать я.

— Напомню вам, что при Советской власти вопрос о российской столице, вернее, столице РСФСР, по-моему, ещё более скверном образовании, чем СССР, возникал не единожды, и каждый раз кончался провалом, а иногда, в самом деле, трагически, как с бывшим Имперским градом. Вы-то наверняка помните, что Никита Хрущёв собирался сделать столицей РСФСР Воронеж. Разве не так?

— Да, верно. Кстати, дебатировались и другие города. Например, Нижний Новгород, на слиянии Оки и Волги, где, между прочим, не поймёшь, кто в кого впадает — так величественны обе! Упоминались Ярославль, Тверь, Орёл, а, если вспомнить войну, сорок первый год, то столица без всяких проблем перекочевала в Куйбышев, то есть в Самару.

— А вы знаете, почему?

— Естественно: за Волгу!

— Кстати, за Волгой расположена и Казань, но о ней никто не вспомнил.

Я пошутил — и довольно невежливо:

— Тогда бы Россию пришлось переименовать в Татарию.

Ордыбьев среагировал мгновенно:

— Может быть, теперь наступили сроки?

Мы вынужденно посмеялись, но от прямого ответа я уклонился, пустясь в рассуждения.

— Вот Чечня попробовала провозгласить независимость, объявив себя Ичкерией. На очереди, по логике вещей, именно Татарстан, возможно, Башкортостан, Чувашия, не дремлют и на остальных постсоветских пространствах, в регионах Урала, Сибири, Дальнего Востока. Но самая неотложная задача для русской нации, по моему убеждению, — это сосредотачиваться на своих исконных землях. Ради вероятного будущего.

— Я вас понимаю… Что ж, я вас понимаю, — задумчиво повторял Ордыбьев. Он выглядел помрачневшим, крайне углублённым в себя.

А я продолжал — незаконченная мысль не давала покоя: