Претерпевшие до конца. Том 1

Больше Аделаида Филипповна никого ни о чём не просила, стоически претерпевая все мучения и унижения. Эта удивительная женщина, живя в земном аду, сумела сохранить ясность ума, благородство и достоинство. Она никогда не позволяла себе жаловаться, приветливо встречала всё более редких гостей… В свой комнате она старалась сохранить островок своей прошлой жизни. Старые фотографии, портреты, гравюры, иконы, разложенные и развешенные повсюду вещи: гимназический мундир, фуражка, перчатки… Видимо, генеральше казалось, что в этих вещах живут частички душ её любимых, и она мысленно разговаривала с ними долгими одинокими днями. А ещё были книги, и ноты, и альбомы. И всё это тоже разложено было подобно музейной экспозиции. А в центре неё была сама хозяйка – в старинном, но не рваном, не засаленном капоте, в тёмной шали с длинными кистями.

Вот и этим утром такой предстала она. Отворила дверь, приветствовала светло:

– Здравствуйте, Никита! Спасибо, что нашли время проведать! Сейчас я чаем вас угощу…

Уже не протестовал Никита Романович, умоляя не беспокоиться. Знал, что генеральша всё равно не допустит, чтобы гость ушёл, не выпив чаю. Хоть и тяжко было ходить старице и с большим трудом ковыляла она, опираясь о трость обеими руками, но угостить гостя – долг, которым нельзя манкировать.

Никита разложил на столе принесённые продукты, радуясь возможности побаловать хоть чем-то Аделаиду Филипповну. Та с укором покачала головой:

– К чему вы всё это, Никита? Я ведь и без того бесконечно благодарна вам за вашу заботу, за то, что навещаете меня. Помилуйте, ведь у вас семья, лучше вы всё это домой снесите.

– Аделаида Филипповна, дорогая, я всегда считал себя обязанным вашему мужу, я был дружен с вашими сыновьями. Я бы считал бесчестьем себе, если бы не старался сделать для вас то немногое, что могу.

– Но ведь другие не считают.

– В этом и беда наша. Мы слишком легко миримся с горем ближнего. Если что-то и уцелеет в эти огненные годы, то только благодаря отсутствию такого примирения. Благодаря взаимопомощи, поддержке друг друга. А если разобьёмся поодиночке, то последние щепы нашего мира канут в небытие. Поэтому не уговаривайте меня, Аделаида Филипповна. Я не могу иначе, поймите.

– Спасибо вам, – тихо сказала генеральша. – Не за это, – кивнула на гостинцы. – За то, что не примирились… Знаете, мой муж говорил, что гибель в бою – не поражение. Но мир с врагом, мир неправедный – вот, подлинное поражение. Пока мы противостоим злу, неправде, беде – мы живы. И не побеждены. Но когда устанем от этого противостояния, и опустим руки, и примиримся, то погибнем. Лишимся своих душ…

Глухо и мерно звучал надтреснутый голос. Даже в этой манере говорить – спокойно, плавно – было огромное достоинство, восхищавшее Никиту.

– Аделаида Филипповна, я хотел предложить вам перебраться к нам. Здесь вы живёте в ужасных условиях, среди ужасных людей. А у нас вы будете окружены заботой и вниманием.

– Милый Никита, – генеральша улыбнулась с ласковой грустью, – я очень благодарна вам за ваше предложение, но принять его не могу.

– Почему?

– Потому что здесь мой дом. Понимаете? Я родилась под этой крышей. Я прожила под ней всю жизнь. Здесь я впервые увидела своего будущего мужа. Здесь родились оба моих сына… Здесь вся моя жизнь. В этих стенах… И что бы ни было, я не покину их. Это последнее, что у меня осталось.

Никита понимающе кивнул. Прежде чем пить чай, он помог генеральше прибраться и принёс воды, чтобы ей можно было лишний раз не ходить в кухню, терпя унижения от жильцов. Кое-кого из них Никита успел увидеть: злобную бабу, развешивавшую в коридоре бельё, отпаренное в кухне, троих щуплых детей, гонявшихся за тощей кошкой, но не преминувших вслед за матерью обозвать его буржуем, толстого еврея, возмущавшегося духотой и вонью, вызванной паркой белья… И как только жила несчастная старица в этом вертепе?

За чаем Аделаида Филипповна подала ему ключ и искусно выполненную фарфоровую статуэтку молодой китаянки:

– Вот, возьмите, Никита. Это ключ от моей комнаты. На всякий случай… Мне бы не хотелось, чтобы всё это, – она обвела вокруг рукой, – растащили мои соседи. Вы знаете, где что хранится, знаете, как дороги мне эти вещи… Я не прошу вас хранить их все, но заберите, когда меня не станет. Я знаю, что вы не распорядитесь ими худо… А эту вещицу возьмите сейчас. Она ценная… Муж говорил, что это очень редкая работа известного китайского мастера. Оттуда он и привёз её когда-то. Продайте её какому-нибудь коллекционеру… И не перечьте, пожалуйста! Это мой вам подарок.

При упоминании коллекционеров Никиту передёрнуло. Какие теперь коллекционеры? Нынешний коллекционер – обычный мародёр. Свою коллекцию он составляет, за кусок хлеба, за копейки «покупая» у умирающих от нужды людей бесценные шедевры. Не брезговал подобным «коллекционированием» и литератор Толстой.