Вечером двадцать девятого мая Ольга, как и многие актёры и сотрудники Студии, обслуживали вместо официантов публику на благотворительном вечере в пользу голодающих, устроенном в Большом театре. Сюда-то и пришло трагическое известие: мастер, до последнего сражавшийся со смертью, скончался. Приехавшие проститься студийцы со слезами рассказывали, что он не переставал шутить до последнего вздоха…
Десять лет назад такой же ясной весной создавалась студия. Иным было государство, иной – жизнь. Но также пригревало солнце, и благоухала, распуская белые и розовые кудри сирень. Теперь ветви её ложились в гроб Евгения Багратионовича, вокруг которого стояли потерянные студийцы, похожие на осиротевших детей.
Что-то станет теперь с театром? Кто сумеет заменить мастера? Эти вопросы тревожили каждого в театре. Но… Что бы ни было, а представление должно продолжаться. И оно продолжалось.
Окончился первый акт, объявили антракт. Зрители стали выходить из зала, а Ольга с сестрой остались. Теперь, в тишине, можно было спокойно поговорить. Так редко удавалось это, хоть и жили в одном городе. Муж Вари не желал бывать в доме Жоржа, а Жорж, само собой, не имел ни малейшей охоты общаться с ним. А ведь когда-то в Глинском были дружны они…
Варя сильно изменилась после гибели родного дома и матери. Повзрослела, утратила прежнюю беззаботность и весёлость. Вместо смешливой егозы явилась образцовая жена и мать. С Никитой они обвенчались через год после трагедии в Глинском, ещё через год родился их первенец, Митенька. Теперь ждала Варя второго ребёнка, надеясь, что будет девочка.
Ольга с удивлением замечала, что сестра всё больше походит на мать: и внешне, а, главное, внутренне. Дом и семья стали для неё всем. И пусть дом этот был не терем в Глинском, а две комнатушки в уплотнённой квартире старухи-свекрови, это ничего не меняло. И здесь должно было создать уют, окружить родных лаской и заботой, хранить мир и тепло. Вот уж где наверняка жил сверчок в каком-нибудь укромном уголке! И, вот, какой, должно быть, стала бы много пережившая Мэри, на которую так походила Варя. Да и муж её Никита – вылитый добродушный великан Джон… Жаль только жить им приходится совсем в другие времена. И совсем не в сказке…
В сказке пропавший без вести и считающийся погибшим возвращается. В жизни… Когда бы знать теперь, что стало с Родей! Когда бы и он вернулся однажды, как диккенсовский Эдуард. Но жизнь – не сказка… В сказке способен пробудиться от сна души даже фабрикант Текльтон. В жизни Ольга утратила веру в то, что её Жорж сможет измениться. Но при этом, словно слепая Берта, продолжала любить его.
– Наши собираются вскоре устроить вечер. Как раньше, помнишь? С музыкой, танцами… Барышни шьют себе платья из штор и усердно потрошат бабушкины сундуки, – Варя чуть улыбнулась. – Как они мечтают о таких платьях, как в вашей «Принцессе»! Когда артисты выходят на сцену во фраках и белых платьях, не одно сердце завистливо частит.
– Сердца дам и девиц частят, когда появляется Калаф…
Варя хмыкнула:
– А что в нём хорошего?
– Тебе не нравится Завадский?
– Нисколечко. Уныло и скучно красив и только. Я не вижу ничего кроме этого нарядного футляра. А актёр – больше футляра… Завадский… заложник своей внешности. Ты не согласна?
– Пожалуй. Но заложник добровольный. Он так любуется собой, что бывает смешно…
– Я на днях заходила к вам. Застала Жоржа… Он сказал, что ты всё время проводишь в театре?
– Да, это так. Мне… – Ольга помедлила, – …хорошо здесь.
– Чем же так хорошо?
– Здесь другой мир. И я здесь другая. Здесь я свободна… Помнишь, в «Сверчке» Берта жила среди игрушек? А я среди декораций и масок живу. К тому же здесь каждый спектакль – праздник. Люди приходят в этот зал из мира, где всё стало тусклым, холодным и пугающим, и видят яркий свет люстр, занавес… Но, вот, свет гаснет, раздаётся музыка, и в свете рамп начинается действо. И так хорошо становится! И мне не хочется возвращаться из этого мира.
Сестра помолчала и, наконец, решилась заговорить о том, ради чего пришла:
– Скажи, Ляля, а нет ли в вашем театре какого-ни-на-есть места? Рабочего сцены, например? Бутафора, осветителя…
– Для Никиты? – догадалась Ольга.
– Да. Ты же знаешь, как ему трудно найти работу. А у нас совсем нет денег. Что можно было продать, давно продали. А ведь скоро появится второй малютка, и тогда станет ещё тяжелее.
– Я всё понимаю и постараюсь помочь.
– Спасибо. А вечер? Ты не хочешь пойти на него?
Ольга опустила голову:
– Нет, Варя, я не пойду. Боюсь, моё присутствие лишь стеснит всех…
– Ты же не виновата, что Жорж служит большевикам.
– Это понимаешь ты. Потому что знаешь нашу жизнь… А они не знают. И не поймут. Я не хочу чувствовать на себе осуждающие взгляды, видеть натянутые улыбки. И оправдываться ни в чём не хочу.
Прозвенел звонок, и зрители стали возвращаться в зал. Начинался второй акт…
Глава 5. Встреча