И, вот, заветная ночь пришла. У лагерного начальства как раз случилась очередная масштабная попойка, и это сыграло на руку.
Когда катер тронулся, разверзая белёсую стену тумана, Родион перекрестился:
– Ну, помоги нам Бог!
– Хорошо бы Он разверз перед нами море, а затем потопил наших преследователей, – усмехнулся матрос.
– Скажите, господин подполковник, как вам удалось вырваться из шуги, когда вы спасали Сухова? – спросил Проценко.
– Я здесь ни причём, – отозвался Аскольдов. – У нас был святой кормчий…
– Святой – это хорошо. Нам бы такой очень кстати был, а то, неравён час, утянут нас грехи на дно.
Родиону вспомнилось то давнишнее плавание. Неповоротливый баркас, статная фигура владыки у кормила, негромкое пение псалмов монахами… Тогда и не думалось, что лодка может пойти ко дну. Неведомая сила несла её по воде сквозь бурю. И Аскольдову казалось, что, если бы кормчий просто вышел из неё и пошёл по волнам, то не утонул бы, веруя и опираясь на незримую Руку.
Теперь всё было иначе. Теперь крутила буря лёгкое, как пёрышко, судно, а оно взлетало на волнах, опасно кренилось. Ледяная вода заливалась через борт, и Родион вместе с матросом судорожно пытались вычерпывать её. Колымагин заметно нервничал и, видимо, был совершенно бессилен. Он не имел компаса, не видел ни зги на расстоянии собственной руки. Он не вёл своё маленькое судёнышко, им всецело правила буря.
– Господин лейтенант, мы потонем! – срывающимся голосом вскрикнул мичман. – Надо что-то делать!
Колымагин посмотрел на него спокойно и ответил:
– Вы правы, господин мичман, мы тонем. Но сделать ничего не можем. Это – шуга. Молитесь, если верите в Бога. Больше нам помочь некому.
Сам Владимир Андреевич в Бога не верил. По его бесстрастному лицу невозможно было определить, о чём он думает. Но Родион предположил, что мысли лейтенанта теперь далеко отсюда – рядом с женой и маленьким сыном, оставшимися в Петрограде.
А юноша-мичман заметался, зачем-то чиркнул спичкой, которую тотчас задул ветер, и готов был расплакаться. Колымагин отнял у него спичечный коробок, бросил гневно:
– Спичек у нас мало, господин мичман, и потрудитесь не расходовать их столь бездарным образом!
– Какая разница, сколько их, если мы всё равно потонем?!
– Не будьте бабой, чёрт вас побери. Мы все знали, на что идём. И, если нам суждено погибнуть, то потрудитесь хотя бы не заставлять нас слушать ваши причитания.
– А что вы предлагаете? Ждать, когда нас разнесёт в щепки?!
– Можете не ждать. А избавить нас от своего общества, сделав шаг за борт. А если вы не прекратите истерику, мне придётся вам в этом помочь.
Жесток был лейтенант Колымагин, но отповедь помогла: мичман умолк.
«Молитесь…» При этих словах Владимира Андреевича Родион вспомнил напутствие владыки: «Молитесь и дерзайте…» Дерзости с избытком было в отчаянном предприятии, а молитвы… Промокший насквозь, замёрзший, измождённый до предела, Аскольдов стал молиться. Вода всё пребывала, и металлический скрежет шуги сливался со скрипом несчастного катера. Между тем, сквозь морок тумана забрезжил рассвет. Родион почти терял сознание от усталости, за рёвом бури ему почудились голоса монахов, поющих псалмы. Судно угрожающе хрустнуло, накренилось, и Аскольдов безразлично подумал, что это конец. Но в тот же миг раздался крик Глебова:
– Земля!
Земля? О, чудо! О, счастье! Но, однако же… Какая именно земля? И не ждёт ли на этой земле отряд ГПУ?..
Домыслить эти страхи Родион не успел, так как многострадальная посудина, почти дотянув до берега, всё-таки развалилась пополам, и беглецы оказались в ледяной пучине. Аскольдов успел ухватиться за обломок катера и с помощью этой опоры сумел добраться до берега.
Немного придя в себя, он обнаружил лежащих неподалёку от себя Проценко и Глебова. Лейтенанта нигде не было видно. С трудом поднявшись, Родион подошёл к мичману и, толкнув его, спросил:
– Где Колымагин, мичман?
– Не знаю… – бессильно мотнул головой тот.
– Лейтенант, кажется, пытался спасти наши харчи… – подал голос Глебов. – Я ему крикнул: «Бросьте мешок, ваше благородие!..» А он орёт: «Без жратвы всё равно подохнем…»
– Так что же ты не помог ему?! – тряхнул Родион матроса за грудки.
– Я Владимира Андреевича уважаю, но из-за харчей на дно идти – премного благодарен! Да и разнесло нас волнами…
– Значит, ни харчей, ни командира, – подвёл итог Аскольдов. – И чёрт знает, куда нас занесло… – несмотря на крайнюю усталость, он ещё нашёл в себе силы, чтобы оценить положение. – Поднимайтесь, друзья! Как бы то ни было, нам нельзя оставаться здесь. На берегу нас найдут в два счёта. Нужно уходить в лес.
– Помилуйте, господин подполковник! Надо хотя бы обогреться сперва!
– Вы дурак, мичман, – холодно констатировал Родион. – Уж не собираетесь ли вы разжечь сигнальный костёр для нашей погони?
– Родион Николаевич дело говорит, – согласился Глебов. – Только я далече не уйду. Сапоги в море остались…