Претерпевшие до конца. Том 1

Первое время Аглая с интересом осматривалась в столице. Она и представить себе не могла такого изобилия. Петровка, Кузнецкий Мост, Москвошвея, ГУМ – чего только ни было в их роскошных витринах! А в Филипповской булочной на Тверской – одних сухарей двадцать видов! А ещё не меньшее число – хлеба, булок, пирожных… А рынки! Сухаревский, Анановский, Зацепский… Вот, где есть простор развернуться душе любой хозяйки, не стеснённой в средствах. Только за торговцами глаз да глаз – не то всучат какую-нибудь тухлятину. С хозяйской основательностью изучала Аля столичную торговлю. Коли впредь жить здесь, так и надо осваиваться, обвыкать на новом месте, узнавать его нравы и повадки. Да и несложно это вовсе. Хороша Москва! Вот, только трамваи пугали Аглаю, и всякий раз внутренне напрягалась она, подходя к путям.

В Москве Замётову, как руководящему работнику, выделили две хорошие комнаты в коммунальной квартире на Малой Дмитровке. Дом, в котором она располагалась, был типичным старым особнячком, некогда принадлежавшим известному московскому меценату Тягаеву. В первые же дни Аглая познакомилась с соседями. Две лучшие комнаты занимал известный в столице врач Дмитрий Антонович Григорьев, лечивший как многих высокопоставленных членов партии, так и «бывших людей», которые могли позвать его даже среди ночи, не боясь встретить отказ. Одна из комнат была полностью отдана им под библиотеку, которую, как говорили, оставил ему бывший хозяин квартиры, выехавший за границу. Рядом квартировал сыщик Московского Уголовного Розыска Скорняков, тучный, но весьма быстрый человек, редко бывавший дома. В самой маленькой комнатке ютилась Надежда Петровна, приятная, заметно усталая женщина «из порядочных» с маленьким сынишкой Петрушей, с которым вмиг подружилась Нюта. Между жильцами, что бывает исключительно редко, царило полнейшее взаимопонимание, доходившее до того, что Надежда Петровна часто заходила в библиотеку доктора в его отсутствие, имея свой ключ.

Аглае даже показалось, что их приезд нарушил почти семейную атмосферу этого дома. Впрочем, с Надеждой Петровной они быстро поладили, перешли на «ты», будучи одних лет, хотя до откровенности было далеко. Впрочем, откровенность, давно сделалась отмирающим качеством в СССР…

По приезде в Москву Аля навестила брата, но он был занят чем-то важным, погружён в свои мысли и обещал сам наведаться к ней, когда они обустроятся.

Жизнь как будто налаживалась, и тем тревожнее стало от привидевшегося кошмара. Но и его рассеяло утро, с первыми лучами которого Нюточка разбудила уснувшую рядом с нею мать.

Мужчины, как всегда, разошлись по своим делам, едва позавтракав. А приболевшая Надя, работавшая в больнице, осталась дома по предписанию доктора. Аглая занялась приборкой, разговаривая с соседкой и покрикивая на играющих детей.

– Тебе, наверное, трудно привыкнуть к столичной суете? – спросила Надя, чистя картофель для супа.

– Думаю, что скоро привыкну… А ты сама давно в Москве?

– Как тебе сказать… Моя бабушка жила здесь, и я часто у неё гостила. Это ведь был её дом в прошлой жизни… А родилась я в Петербурге. Там я жила с родителями и другой бабушкой, – Надя печально вздохнула. – Мне казалось, что так будет всегда. Наши тихие вечера, наш дом, мамины работы, бабушкины иконы… И ничего не осталось, кроме памяти. Я даже не знаю, где они похоронены, Аля. Ни мама, ни бабушка… Они умерли от голода, и некому было им помочь.

– А твой отец?

– Он, слава Богу, жив. Живёт за границей. И бабушка Ольга тоже…

– Почему ты не соединишься с ними?

– Я думала об этом. Но уехать не так-то просто. Нужно разрешение на выезд… К тому же мне тяжело уехать из России. Мне, может тебе покажется это сумасшествием, всё кажется, что мой Алёша, мой муж где-то жив. Может быть, он попал в один из этих концентрационных лагерей… Может быть, он ищет меня… И если я буду здесь, в России, то он непременно меня найдёт. Это очень глупо, да?

– Нет, отчего же. Я очень хорошо понимаю.

– В самом деле? – Надя была обрадована. – Спасибо! Мне очень дорого твоё понимание.

Аглая почувствовала большую симпатию к ней. Пожалуй, получится сблизиться. Хорошая, открытая она, эта барышня, внучка владетельницы дома, в котором вынуждена теперь квартировать. А Аля так соскучилась по открытости, по простой задушевной беседе. Все эти чёрные годы даже подруг не было у неё, чтобы отвести душу.

В это время в дверь позвонили, и Надя пошла открывать.

– Это к тебе, – сказала она удивлённо, вернувшись и пропуская вперёд себя гостью. – Я пойду к себе, не буду вам мешать.

Так и замерла Аглая неподвижно с мокрой тряпкой в руках: перед ней стояла Марья Евграфовна. Стояла и смотрела не на неё, а на Нюточку, как раз перед тем забежавшую на кухню за мочёными яблоками, которые очень любила.

– Здравствуйте! – приветствовала она гостью и скользнула мимо неё, спеша к своему новому другу.

Марья Евграфовна проводила её взглядом и притворила дверь:

– Здравствуй, Аглая.

Аля медленно поднялась, вытерла о передник руки:

– Здравствуйте, барышня, – откликнулась глухо. – Присядете, может? Чаю прикажете?