Претерпевшие до конца. Том 1

– Да! Я живу у людей, лишённых избирательного права! Живу после того, как все мои родные, бывшие простыми крестьянами, умерли от голода, а эти люди меня, умиравшую, спасли и вырастили! Много здесь среди вас таких, кто спас чью-нибудь жизнь? – голос её сорвался, но она докончила: – Кто не имея достаточно хлеба для себя, отдавал этот хлеб другому? Если мою семью и лишили прав, то это ошибка, которую наше молодое советское государство обязательно исправит!

Под гул голосов, частью враждебных, частью сочувственных, Тая бегом покинула аудиторию. Немного отдышавшись в коридоре, она поняла, что больше не вернётся в этот институт. Если не в этот раз, то в другой ей непременно вспомнят, что она живёт у лишенцев, вспомнят защиту «пыльного аристократа» и выдворят с позором. Так уж лучше уйти теперь: самой и с головой поднятой, а не оплёванной и растоптанной, как несчастный «графчик».

Соответствующее заявление Тая подала, не откладывая: что решено, то решено, как любит говорить Лидия… Выйдя на улицу она с наслаждением глотнула свежего воздуха, успела пройти метров сто и заслышала позади топот бегущих ног.

– Тая!

Тая обернулась и увидела запыхавшегося «графчика», догонявшего её.

– Исключили? – полуутвердительно спросила она.

Тот безмолвно кивнул.

– Ну и… Бог им судья… У тебя голова светлая, ты не пропадёшь!

– Светлоголовым-то сейчас нигде и не рады, – промолвил Витя. – Спасибо тебе! Я даже не знаю, что сказать… Как благодарить…

– Никак не благодари. Моё выступление ничего не изменило.

– Нет, изменило. Если бы не ты, я, наверное, сегодня потерял бы веру в людей.

– И напрасно. Люди себе подобных не травят. Так что считай, что людей там не было.

«Графчик» печально улыбнулся:

– Боюсь, что это как раз были люди… И таких большинство. Всем им есть, что терять. И тебе не стоило меня защищать. Ведь они тебе не простят этого! Они теперь и тебя изгонят.

– Не изгонят, – беззаботно ответила Тая. – Я сама изгналась, чему, признаться, очень рада. А если бы я сегодня промолчала, то мне бы было слишком тошно и стыдно потом.

– Ты странная, – заметил Витя. – И всё же не нужно было… Тем более, что я, наверное, не смог бы поступить так же, я бы промолчал. Мне стыдно в этом признаться, но соврать тебе было бы ещё стыднее.

– Что ж, может, ты и прав насчёт людей, – вздохнула Тая. – Все мы знаем, как надо, но далеко не всегда умеем следовать этому знанию.

– Но ведь ты последовала…

– Я просто не умею рассуждать. Сначала чувствую, потом делаю, и только потом рассуждаю, – Тая пожала плечами. – Видимо, я просто глупая.

– Что же ты теперь будешь делать? – спросил «графчик».

– Я же глупая, – улыбнулась Тая, – а не светлоголовая. Тёмному человеку чёрной работы всегда достанет, а я к ней привычная.

На душе заметно полегчало, затуманенные утром мысли прояснились. Вернувшись домой, Тая сразу стала укладывать немногочисленные вещи в чемодан. Больше она не имеет права жить здесь, пользоваться добротой Лидии, находиться на её иждивении тогда, когда семья едва ли ни бедствует. Нужно начинать самостоятельную жизнь, искать работу. Но прежде увидеть Сергея Игнатьевича… Чтобы всё разрешилось…

– Что ты делаешь? – послышался ровный голос Лидии за спиной.

– Я уезжаю, Лидия Аристарховна, – ответила Тая.

– К нему?

– Нет… То есть… Я съезжу к нему, я должна… А потом вернусь и где-нибудь устроюсь.

– Не вернёшься, – спокойно сказала Лидия. – Сядь…

Тая покорно присела на край кровати, упёрлась ладонями в по-детски сомкнутые колени. Лидия опустилась напротив в кресло.

– Я ждала этого, – произнесла она. – И боялась. Ты, дитя, живёшь сейчас одними только чувствами, сердцем. Но не жди от него того же. Просто потому, что в нём чувств слишком много, и он сам не может в них достаточно разобраться. Я не собираюсь увещевать тебя, удерживать от твоего решения. Но хочу, чтобы ты всё-таки попыталась подумать. Сломать что-то всегда просто. Довольно бывает одного неосторожного слова. Но что-то выстроить – задача очень сложная. Сейчас ты полна любви, а любовь покрывает любой изъян в тех, кого мы любим. Но насколько постоянно твоё чувство? Выдержит ли оно испытание реальной жизнью? Уверена ли ты, что через несколько лет не угаснет оно, раздавленное усталостью?

– Как угасло ваше?

– Моё? – Лидия приподняла бровь. – Мои чувства как раз постоянны, как и мысли. Я не помню, чтобы хоть какие-то из них серьёзно менялись. Так что за себя я могу ручаться. Мои чувства к мужу выдержали очень многое и выдержат всё, что ещё предстоит. И, что бы ни случилось, он всегда сможет вернуться, здесь его дом, и я приму его. Можешь ли ты сказать то же? Не отвечай. Потому что не можешь. Тебе едва исполнилось восемнадцать, и ты ещё не можешь достаточно знать саму себя.

– Зачем вы всё это мне говорите?

– Предпринимаю последнюю попытку воззвать к рассудку. Если не его, то твоему. Подумай, ни ты, ни он не можете быть уверенными в прочности и постоянстве своих чувств. Что если это только страсть? Она ведь пройдёт, и тогда придётся собирать осколки… Впрочем, я, кажется, зря теряю время. К рассудку сомнамбул взывать бессмысленно.