Преторианец

Во второй половине дня они поехали в загородный особняк, в котором Роммель расположил свою главную штаб-квартиру. Новые соседи Роммеля устроили для них охоту — богатые титулованные аристократы, герцог такой-то и маркиз де что-то-там, очевидно, с восторгом принимали германских завоевателей. Охотничьи ружья были изящны, птицы вели себя безупречно и послушно гибли, прислуга и собаки являли образец преданного служения. К вечеру собрались тучи и в воздухе повисла тяжелая сырость. Стрелки отправились обратно к дому Роммеля. Рядом с Годвином оказался долговязый узкоплечий француз с грустным, утомленным мирской суетой взглядом и недоброй улыбкой. Он был хозяином ближайшего поместья: его семья владела этими землями несколько веков, с перерывами на время революций и прочих беспорядков.

— Немцы, — вздохнул он, закурив сигарету и сунув в карман обгорелую спичку. — Немцы. Надо надеяться, они сумеют наставить моих земляков на путь истинный. Средний француз склонен к мятежу и анархии. Лентяи, ни малейшей требовательности к себе. Они, видите ли, становятся легкой добычей для коммунистов. Средний француз питает иллюзию, что он во всем равен лучшим представителям общества. Немцы хоть немного научат их порядку. Французы ведь как дети: то пускаются в бессмысленные разрушения, то впадают в ужас и отчаяние… Немцы решат эту проблему. Извлеките ребенка из детской, и он, ошеломленный излишней свободой, в конце концов начнет с плачем ломать все вокруг. Поместите его снова в ограниченное пространство, дайте ему игрушки, найдите ему занятие, твердо внушите, чего вы от него требуете, и дитя будет вести себя прилично. Так же и с французами. Доза германской дисциплины привнесет в характер моих соотечественников некоторую твердость и послужит противоядием против худшего зла — коммунизма. Так что, мистер Годвин, генерал Роммель не только приятный человек — он может оказаться спасителем Франции. Немец! Вы ощущаете иронию положения?

В тот вечер Годвин с Роммелем ужинали наедине, а его подчиненные хлопотали на кухне и по дому. Окна были распахнуты настежь, вздрагивали огоньки свечей, вокруг звенела мошкара. Стол накрыли под открытым небом — еду им подавали Харт с помощниками. Пили хорошее вино. Среди деревьев ухали совы, и светящийся окнами дом с их мест за столом походил на очень древний космический корабль, опустившийся среди поля. Годвин поблагодарил хозяина за замечательный, запоминающийся день и добавил:

— Как жаль, что рано или поздно моя страна вступит в войну с вашей.

— От всей души надеюсь, что вы ошибаетесь.

Роммель закуривал сигару. Из дома негромко звучала музыка Брамса.

— Эта война не касается Америки, и мы, безусловно, не хотим с ней ссориться. Мы не чудовища — вам следует объяснить это американцам. Мы — орудие судьбы для Европы, не более того. Вся европейская история — это история войн. Мы, европейцы, — воинственная компания. А наше трагическое столкновение с Англией — ведь это чистый абсурд! Судите сами, как много у нас общего… вплоть до английской царствующей семьи! Это, можно сказать, гражданская война, братоубийственная война! И, как будто этого мало, втянуть в конфликт еще и Америку… нестерпимо! Мы, немцы, помогали создавать Америку. Мы участвовали в вашей войне за независимость. Мы переселялись туда… А теперь снова воевать? Нет, этого нельзя допустить.

— Полагаю, это неизбежно. Дело, знаете ли, не в немцах, а в Гитлере.

— Но ведь отдельные личности приходят и уходят. Почему тысячи, даже миллионы людей должны умирать из-за того, что вам не по нраву один человек? Мистер Годвин, это было бы трагедией для Германии. — Он склонился вперед, постукивая по скатерти указательным пальцем и роняя пепел с сигары. — Если Америка воспрянет в отношении экономики, промышленности и морали, перед ней не устоит ни одно государство. По правде сказать, если американцы решатся — они просто слишком велики, чтобы затевать с ними войну, — нам не нужна война с Америкой. Может, нам удалось бы выиграть один-два раунда — с помощью флота, подводных лодок и линкоров, — но долго мы не продержимся. Мы неспособны победить Америку, и никто в конечном счете на это не способен. Вы должны показать своим читателем, что нам нечего делить с Америкой. Мы можем оккупировать Францию, но Америку… только представьте себе — это все равно что оккупировать Марс. Просто невозможно. Если вы желаете вынести из нашей встречи главную идею по поводу генерала Эрвина Роммеля — вот она: он реалист. Он хороший солдат и знает пределы возможного.

Когда с сигарой и коньяком было покончено, Роммель с гостем вернулись в дом.

— У вас был долгий день, мистер Годвин. А назавтра я приготовил для вас сюрприз. Так что постарайтесь хорошенько выспаться. Завтра состоится комедия — вам на удивление.