Преторианец

— Вы расскажете своим соотечественникам поразительную историю. Историю героизма британцев, их решимости и беззаветной отваги. Франклин хотел бы вступить в войну, но ему нужно волеизъявление общества, мощная волна общественного мнения, способная убедить конгресс. А «Преторианец» отлично подходит для этой цели. Ему необходимо как можно больше доводов в свою пользу. А нам нужны от Америки не только корабли и пушки — нам нужна воюющая американская армия. Ваш репортаж подожжет фитиль… и Америка рванет прямиком в войну. Вы после «Преторианца» отправитесь в Штаты, встретитесь с Рузвельтом, произнесете несколько речей, пообщаетесь с ним в передаче «Беседы у камелька», побеседуете с каким-нибудь видным конгрессменом — поговорите с вашим собственным депутатом в конгрессе. Вы откуда? Из какого штата?

— Из Айовы.

— Ну вот, ну вот. Встретитесь с сенаторами или с кем там от Айовы — прямо в сердце нации. Разрекламируете британцев, которые в одиночку ведут борьбу за спасение мира от кровавого антихриста! Поверьте, Годвин, это сработает. Вы не представляете, до какой степени. Франклин почти готов. А пока вы будете действовать в Вашингтоне, мы начнем большое наступление — операцию «Крестоносец». Мы закопаем немцев — время приспело.

Черчилль смотрел на него горящими глазами, в них светилось восхищение собственными замыслами.

— Господи, как бы я хотел снова стать молодым, как вы! Понимаете, мне нужен репортаж с места событий, рассказ человека, который сам был в отряде охотников на Роммеля.

— Позвольте, я уточню. Вы хотите, чтобы я сам принимал участие в операции?

— С начала до конца. Согласитесь, такой шанс выпадает раз в жизни.

Годвин невольно ухмыльнулся. Ему уже виделось лицо взбешенного Гомера Тисдейла. Он представил, что скажет Гектор Крайтон и прочие высокопоставленные радиодельцы. В конце концов, что такое бомбежка Берлина? Пустяк. С этим не сравнить.

— Вам, кажется, понравилась эта мысль? — отметил Черчилль.

— Вы не представляете, как понравилась, — отозвался Годвин. — С другой стороны, я страдаю несколькими видами аллергий, зрение у меня не из лучших, и плоскостопие, не то чтобы сильное, но бывало и лучше — а уж мысль отправиться с диверсантами пугает меня до полусмерти.

— Вспомните, что сказал вам Роммель. Надо только в первый раз преодолеть страх. Вы из тех людей, которые умеют сделать то, что должны сделать. Верно, Монк? Не правда ли, он самый подходящий человек для этого задания?

— Он и никто другой, — сказал Монк.

— Я не диверсант, — заметил Годвин.

Черчилль покачал головой:

— Пусть это вас не заботит.

Он медленно вращал в руках бокал, наблюдая, как темная янтарная жидкость растекается по стенкам.

— Вы будете в отличных руках. Эту операцию возглавляет лучший в мире специалист. Вы будете в такой же безопасности, как у себя дома, даю вам слово.

Годвин кивнул. Масштаб предприятия только теперь начинал доходить до него. Ему почудилось, будто от жара камина он плавится и оплывает, как воск.

— Лучший в мире… Бульдог Драммонд?

— Ни в какое сравнение не идет, — сказал Черчилль.

— Кто же он?

— Ну кто же, как не Макс Худ!

Вардан улыбался Годвину. Черчилль улыбался Годвину.

Все улыбались, кроме Роджера Годвина.

Глава пятая

Всю неделю после свидания с премьер-министром и Монком Варданом Годвину плохо спалось. Неужели он собирается вот так запросто расстаться с жизнью в попытке убить немецкого генерала-танкиста, который ему, в сущности, симпатичен? И который дерется как бог? Не рехнулся ли он? И о чем думал, когда ввязывался?

Неужто просто вопреки и назло начальству? Только оттого, что ему приятно воображать, как взовьется Гектор Крайтон? Да стоит ли ради этого умирать? А много ли шансов уцелеть?

Честолюбие, само собой. Речь идет о карьере. Делай лучше, делай больше, мир после войны будет адским местечком, и неплохо взять хороший разгон. И большие деньги, и близость к сильным мира сего, какая иным и не снилась. Он уже видел будущее, и оно называлось телевидением, и как только война окончится — ба-бах, лезь вверх или тебя сметут. Тут неплохо бы оказаться тем человеком, который побывал в пустыне с Максом Худом и вернулся со скальпом Роммеля. Если, конечно, по дороге к этой цели не будешь убит.

Честолюбие держало его крепко, особенно по ночам. А может быть, и всегда, не выпуская ни на минуту. Ну что ж, пусть будет так.

Может, так суждено.

И еще речь о войне. О победе. Победа не зависит от Роджера Годвина, но от Америки зависит, да еще как. «Преторианец» дает ему шанс выступить против зла. Против настоящего зла. Он смотрел ему в глаза и узнал зло.