«Ну такъ и есть! все кончилось! Эта старая вдьма испортила все дло!» — подумалъ Раменъ, внутренно укоряя себя въ глупой опрометчивости.
— Извините, сегодня никакъ нельзя видться съ господиномъ Бовелемъ, рзко сказала Маргарита, въ то время, какъ Раменъ хотлъ было пройти мимо нея.
— Увы! неужели мой превосходный другъ въ опасномъ положеніи? печальнымъ голосомъ спросилъ Раменъ.
— Милостивый государь, съ жаромъ сказалъ пасторъ, хватая Рамена на пуговку сюртука: — если вы дйствительно другъ этого несчастнаго человка, то постарайтесь навести его на умъ. Я видлъ многихъ умирающихъ, но ни разу еще не встрчалъ такого сильнаго упрямства, ни разу не видалъ такой слпой увренности въ продолжительность своей жизни.
— Поэтому вы и въ самомъ дл думаете, что другъ мой умираетъ? спросилъ Раменъ, и, на зло печальному тону, который онъ старался придать своему голосу, въ произношеніи его отражалась такая особенность, что пасторъ, отвчая ему: — «да, я думаю» — весьма пристально посмотрлъ на него.
«Неужели!» вотъ все, что могъ сказать Раменъ, и, пользуясь случаемъ, когда пасторъ оставилъ пуговку, а Маргарита зазвалась, усплъ пробраться въ комнаты. Онъ нашелъ Бовеля въ постели, въ весьма жалкомъ положеніи.
— О, Раменъ, мой другъ! простоналъ Бовель:- никогда не держи у себя ключницы и ни подъ какимъ видомъ не давай ей знать, что у тебя есть состояніе. Это настоящія гарпіи, Раменъ, — настоящія гарпіи! Ужь выпалъ же мн сегодня денекъ! Сначала является адвокатъ и совтуетъ мн написать «послднія мои желанія»; потомъ пасторъ, съ кроткими намеками, что я умирающій человкъ. Нечего сказать — славный денекъ!
— И что же — сдлали ли вы духовное завщаніе? мягкимъ голосомъ спросилъ Раменъ, съ проницательнымъ взглядомъ.
— Сдлать духовное завщаніе?! съ негодованіемъ воскликнулъ старикъ. — Сдлать духовное завщаніе?! Да что вы думаете обо мн, милостивый государь? Не хотите ли и вы сказать, что я умираю?
— Сохрани меня Богъ! набожно воскликнулъ Рамевъ.
— Такъ къ чему же вы спрашиваете, сдлалъ ли я духовное завщаніе? сердито возразилъ Бовель и произнесъ при этомъ случа нсколько рзкихъ словъ.
Рамевъ вообще, можно сказать, имлъ довольно вспыльчивый характеръ; но когда дло касалось до денегъ, то онъ старался обнаруживать овечью кротость. Онъ перенесъ раздражительность хозяина дома съ неподражаемымъ терпніемъ и, задвинувъ на задвижку дверь, чтобъ Маргарита не помшала имъ, съ величайшимъ вниманіемъ началъ наблюдать за Бовелемъ. Превосходный случай, котораго онъ ожидалъ съ такимъ нетерпніемъ, наступилъ.
«Дло ясное — Бовель умираетъ — подумалъ Раменъ — и если я сегодня не окончу нашихъ условій и не подпишу завтра контракта, то все пропало!»
— Мои добрый другъ, сказалъ онъ вслухъ, замтивъ, что больной сильно утомился и, едва переводя духъ, лежалъ на спин: — вы представляете жалкій примръ крайностей, къ которымъ ненасытное желаніе прибыли увлекаетъ человческую натуру. Скажите, не грустно ли видть Маргариту, врную и преданную прислужницу, которая вдругъ превращается въ гарпію, — по поводу завщанія? Не прискорбно ли слышать, что адвокаты, по вашему выраженію, похожи на хищныхъ птицъ, привлеченныхъ сюда запахомъ золота! Не несчастіе ли, посл этого, имть слабое здоровье, соединенное съ огромнымъ состояніемъ, и увренность въ твердую свою натуру!
— Раменъ, простоналъ старикъ, всматриваясь въ лицо своего гостя, съ желаніемъ проникнуть, что кроется въ душ его: — мн кажется, что ты опять начинаешь заговаривать о пожизненной аренд. Я знаю, что теб этого хочется.
— Превосходный другъ мой, если у меня и есть подобное желаніе, такъ потому собственно, что я хочу вывести васъ изъ мучительнаго положенія.
— Я увренъ, Раменъ, въ душ своей ты полагаешь, что я умираю, простоналъ Бовель.
— Съ моей стороны было бы безразсудно имть такое предположеніе. Вы умираете?! Я готовъ доказать какъ, что вы никогда еще не наслаждались лучшимъ здоровьемъ. Во первыхъ, вы не чувствуете никакой боли.
— Почти никакой, исключая только ревматической, болзненнымъ голосомъ произнесъ Бовель.
— Ревматической! но скажите, умиралъ ли кто нибудь отъ ревматизма? и если только это все….
— О нтъ, это не все, прервалъ старикъ съ величайшей раздражительностію:- напримръ, что ты скажешь о подагр, которая съ каждымъ днемъ поднимается выше и выше.
— Конечно, подагра — дло не совсмъ пріятное; но если больше нтъ ничего….
— Почтя больше ничего! рзко прервалъ Бовель:- разв только одышка, которая иногда едва даетъ мн возможность дышать, и страшная боль въ голов, которая ни на минуту не даетъ мн покоя. Но если ты, Раменъ думаешь, что я умираю, то ты сильно ошибаешься.
— Безъ всякаго сомннія, мой добрый другъ, безъ всякаго сомннія. Но не лучше ли оставить это и поговорить о пожизненной аренд. Положимъ, что я предлагаю вамъ тысячу франковъ въ годъ.
— Сколько? спросилъ Бовель, устремивъ свои взгляды на Рамена.
— Извините, извините меня, я ошибся: я хотлъ сказать дв тысячи франковъ въ годъ, поспшно возразилъ Раменъ.
Бовель закрылъ глаза и, по видимому, впалъ въ тихій сонъ. Лавочникъ кашлянулъ; больной не шевелился.
— Господинъ Бовель!
Отвта нтъ.