Превосходный случай (старая орфография)

— Прекрасный другъ мой!

Глубокое безмолвіе.

— Вы спите?

Продолжительное молчаніе.

— Что же вы скажете о трехъ тысячахъ франковъ?

Бовель открылъ глаза.

— Раменъ, сказалъ онъ голосомъ наставника: — ты совершенный глупецъ: разв ты не знаешь, что этотъ домъ приноситъ мн четыре тысячи?

Въ этихъ словахъ заключалась чистйшая ложь, и лавочникъ зналъ это, но онъ имлъ свои причины принять ихъ за сущую правду.

— Праведное небо! воскликнулъ онъ съ видомъ совершенной невинности: — кто могъ подумать это, въ то время, какъ жильцы постоянно бгутъ отсюда! Ну такъ что же, четыре тысячи, что ли? — Согласитесь на этомъ: вдь, право, четыре тысячи весьма довольно.

Бовель еще разъ закрылъ глаза, пробормоталъ: «нтъ! это обыкновенный годовой доходъ — совершенные пустяки!», сложилъ на грудь руки и, повидимому, располагалъ спокойно заснуть.

— Вотъ никакъ не полагалъ встртить въ немъ такого дальновиднаго длового человка! сказалъ Раменъ, съ видомъ изумленія; но, къ несчастію, всемогущая лесть не помогла ему и на этотъ разъ. — Такого проницательнаго человка! продолжалъ онъ, украдкой бросая взглядъ на старика, который оставался въ неподвижномъ положеніи. — По всему видно, что онъ хочетъ вытянуть изъ меня еще полъ-тысячи франковъ!

Раменъ сказалъ это такимъ голосомъ, какъ будто пять съ половиною тысячъ франковъ уже были предложены и какъ будто они составляли верхъ желаній Бовеля. Но и эта хитрость не имла надлежащаго дйствія: больной не шевелился.

— Но послушайте, мой добрый другъ, говорилъ Раменъ убдительнымъ тономъ: — иногда люди при всей ихъ проницательности, при всей ихъ дальновидности попадаются въ просакъ. Какъ же вы хотите, чтобы я назначилъ вамъ уплату гораздо больше этой, въ то время, какъ здоровье ваше находится въ цвтущемъ состояніи, и вы надетесь прожить очень долго?

— Почему знать, быть можетъ, выпадетъ такой денекъ, что я и умру, спокойно замтилъ старикъ, очевидно желая примнить къ длу вроятность своей собственной смерти.

— Надобно надяться, что это правда, проворчалъ лавочникъ, начинавшій выходить изъ терпнія.

— Согласись со мной, Раменъ, ласковымъ тономъ продолжалъ Бовель: — ты вдь черезчуръ смышленый человкъ и въ самое короткое время можешь удвоить дйствительную цнность дома. Я спокойный, сговорчивый и не жадный до денегъ человкъ; въ противномъ случа этотъ домъ принесъ бы мн по крайней мр восемь тысячь франковъ въ годъ.

— Восемь тысячь?! съ негодованіемъ воскликнулъ лавочникъ. — Да у васъ нтъ совсти! Полно какъ упрямиться! Шесть тысячь франковъ въ годъ (но только замтьте, я не назначаю шести тысячь) весьма значительный доходъ для человка съ вашими привычками. Полно упрямиться, мой другъ!

Но Бовель оставался глухъ къ убжденіямъ Рамена и снова закрылъ глаза. Это положеніе его съ закрытыми глазами, длившееся цлыхъ четверть часа, принудило Рамена предложить ему семь тысячь франковъ.

— Такъ и быть, Раменъ, — согласенъ, хладнокровно сказалъ старикъ: — увряю тебя, что ты съ чудеснымъ барышомъ.

И вслдъ за тмъ приступилъ къ больному сильный кашель.

Выходя изъ комнаты, Раменъ встртился съ старой Маргаритой, которая все время подслушивала у дверей и готова была при этой встрч растерзать его, за то, что онъ «вовлекъ въ обманъ ея бднаго, добросердечнаго господина», — но ограничилась тмъ, что шопотомъ разбранила его. Лавочникъ перенесъ это весьма терпливо: почему же при подобномъ случа не сдлать снисхожденія раздраженнымъ чувствамъ старой служанки? Раменъ потеръ себ ладони и въ самомъ пріятномъ расположеніи духа пожелалъ Маргарит пріятнаго вечера.

На другое же утро контрактъ былъ подписанъ, къ крайнему негодованію Маргариты и къ величайшему удовольствію договаривающихся сторонъ.

Вс сосди восхищались счастіемъ и дальновидностью Рамена, потому что старику, судя по слухамъ, съ каждымъ даемъ становилось хуже а хуже; и ясно было для всхъ, что Рамену не прядется заплатить по контракту даже и за первую четверть перваго года. Маргарита, побуждаемая гнвомъ, старалась разглашать исторію всмъ вмст и каждому порознь. Сосди слушали, кивали головами и съ полнымъ убжденіемъ твердили, что Раменъ умнйшій человкъ.

Прошелъ мсяцъ. Въ одно прекрасное утро Раменъ, спускаясь съ верхняго яруса, гд длалъ нагоняй бдной вдов, не доставившей въ срокъ квартирныхъ денегъ, услышалъ на лстниц легкіе шаги. Когда онъ переступилъ еще нсколько ступенекъ, передъ нимъ явился статный, цвтущій здоровьемъ, веселый мужчина, въ образ господина Бовеля. Раменъ остолбенлъ.

— Ну что, Раменъ, весело сказалъ старикъ: — какъ поживаешь, дружище? Ты врно мучилъ наверху бдную вдову? Напрасно, напрасно! Не забудь, что если намъ хочется жить, то не должно отнимать и у другихъ возможности….

— Господинъ Бовель, сказалъ Раменъ глухимъ голосомъ: — позвольте спросить, куда же двался вашъ ревматизмъ?

— Представь себ, мой другъ, прошелъ, — совершенно прошелъ.

— А подагра, которая поднималась съ каждымъ днемъ все выше и выше? спросилъ Раменъ голосомъ, въ которомъ отражалось мучительное безпокойство.

— Стала опускаться вс ниже и ниже и потомъ совсмъ исчезла, спокойно отвчалъ Бовель.

— А одышка….