Я совсем маленькая и не понимаю, где нахожусь. Кругом бегают врачи, которые сменяются постоянно, и никто не может сказать, что со мной. Мне постоянно дают различные лекарства, множество обезболивающих, которые опьяняют моё сознание, заставляя не плакать и находиться в постоянном забытье. Операции, операции, операции — им нет конца, и после каждой новой, следует другая. Я устала от всего этого, но меня пичкают надеждой, что я встану на ноги. И вот, когда мне обещали это после последней операции, которая должна была решить всё, — ничего не произошло. Я не встала на ноги, у меня не появилась чувствительность, а затем сказали, что я навсегда останусь в инвалидном кресле. Этого просто не может быть. Я не верю в то, что никогда не смогу вновь гулять. Я только смирилась со смертью матери и эта новость повергла меня в шок. Я не верю до конца в то, что происходит и что говорят эти люди, а раз за разом срываю с себя катетеры, опрокидываю капельницы и пытаюсь встать. С моих глаз текут слёзы, когда я падаю на холодный пол, не в силах встать на ноги, но я ожидаю, что эта пустота пройдёт. Она пройдёт через секунду, минуту, но я встану на ноги и смогу пойти. Всё это не могло произойти со мной. Это просто плохая шутка; неудачная шутка, которая слишком затянулась. Как и та шутка, что мама больше никогда не вернётся. Я могу ходить. Это всё не правда.»
На последнем слове её рука дрогнула, и Хината выдохнула, опустив ручку. Все эмоции, что были скрыты в ней, начали рваться наружу, но девушка пыталась справиться со слезами, что хотели накатиться на глаза. Хината стала сильнее и она не хотела выпускать своих внутренних демонов, что давно жили с ней, и с которыми она научилась мириться. Казалось, эти воспоминания возвращали её в тот самый день, который она хотела забыть. Это было давно и это было под семью замками, которые она плотно закрыла.
— Тяжело? — спросил доктор, смотря на лицо Хинаты, которое стало значительно хмурее по сравнению с началом их разговора.
На девушке не было лица, и психолог видел стремительные перемены. Он видел ту боль, что отразилась в глазах Хьюга, когда та начала писать на белой бумаге, создавая своё признание. Мужчина видел, как перекосилось в определённый момент её лицо, а затем видел капли слёз, что появились в уголках её глаз.
— Не просто, — тихо выдохнула девушка, поднимая взгляд.
— Это была первая стадия. Зачастую мы сначала не верим в то, что с нами произошло, думая о том, что это просто чья-то неудачная шутка. Мы отрицаем то, что это могло произойти именно с нами, ведь кругом миллионы людей, и почему это выпало именно на нас? Эти вопросы постоянно крутятся в голове и от них никак не сбежать.
Казалось, Хината впервые за весь их сеанс наконец-то его слушала. Она впитывала его слова, как губка, принимая всю сказанную правду. Видя в каждом его слове отклик её мыслей, девушка поражалась всему происходящему. Опустив голову вниз, она пробежалась взглядом по написанному тексту, сжимая край бумаги в кулак.
— Теперь вторая стадия. Гнев. Опишите то, что чувствовали на этой стадии.
Хината знала, что писать. Теперь её действия были уверенней, и девушка перевернула лист, и положила его под низ, взяв новый белый листок. Ручка тут же вновь оказалась в её руке, и Хината стремительно начала описывать все те эмоции, что бурлили в ней.
«Гнев.
Я смотрю на тех детей, что ходят счастливые под окнами, и понимаю, что ненавижу их. Они счастливы, они беззаботны, в то время как я прикована к инвалидному креслу, не в силах встать. Моя судьба решена, и мне предстоит всю жизнь просидеть в доме, взаперти, подальше от остальных людей. Я завидую тем детям, что могут играться на детских площадках, в то время как у меня нет ничего из этого. Я знаю, что ненависть к этим детям неоправданна, они мне ничего не сделали, но я ненавижу их всех! Почему я лишилась детства? Почему они играют, в то время как я всего этого лишена? Гнев одолевает меня, и я сержусь на всех. На невинных детей, которые просто проживают своё счастливое детство, пока я не могу этим наслаждаться. На своего отца, который допустил ту роковую ошибку, и из-за которого у меня отняли мать и способность ходить. Он виноват во всём, и я ненавижу его наравне со всеми. Я ненавижу и тех врачей, которые делали операции. Они мучали моё тело, мучали моё сознание, зная прекрасно, что я не встану. Зачем было так сильно мучать, если исход и так был понятен? Я злюсь и на тех людей, что просто проходят мимо меня. Они смотрят на меня, как на калеку, а я завидую им за то, что они полноценные, в отличие от меня. Они способны передвигаться и наслаждаться полной счастливой жизнью, в то время как я вынуждена сидеть взаперти. Я лишена жизни, лишена свободы, лишена детства. Моё предназначение — это гнить в клетке, не в силах выйти из неё. Я никогда не встану.»
— Вы, наверное, думаете, что во всём виноваты врачи? В вашем горе виноваты здоровые люди? Все, но не вы сами?