Превращение

– О Луна, – тихо молилась она, – пожалуйста!

Моё сердце посетила мрачная надежда. Если мама не превратится, то останется со мной навсегда-навсегда. Она не сможет заставить меня носить одежду. Она не оставит меня с людьми. Мрачная надежда расправляла крылья, словно летучая мышь перед тем, как сесть.

Нет! Я проник в глубину своего сознания и всеми фибрами души попытался изгнать эти тёмные мысли. Я думал о Лунном дне, о том, как мы все стояли у Пика и как все наши голоса сливались в один. И тогда та песнь зазвучала во мне. Я открыл рот, и из него вырвался высокий и чистый голос, словно я был Взывающим к Луне:

– Пой, Луна, напевай песню моря!

Звуки искрились в воздухе. Мама затаила дыхание, а затем запела:

– Воспевай воду, слёзы, свободу, стирая границы меж волною и берегом. Грядёт сладостное превращение, которое делает душу свободной.

Раздался звук, похожий на быстрые вдох и выдох, слившиеся воедино, – и морщины на маминой шкуре разгладились.

Она посмотрела на меня своими тюленьими глазами, глубокими и сияющими от слёз.

Мы долго молчали. Лежали там, в крошечной бухте, в окружении набегающих волн. Мамина ладонь-ласт лежала на моей щиколотке. Всё вокруг было наполнено шумом дождя.

Глава 22 Остров Спиндл

Мы подождали наступления сумерек. Дождь перестал моросить, но в воздухе ощущалась тяжёлая влажность. Птицы улетели. Надвигалась буря.

Я зажал под мышкой узел с одеждой и взобрался маме на спину. Прямо из уютной бухты мы попали под оглушительный рёв. Нас окружили огромные бушующие волны, выл ветер, а сверху давили низкие тучи. Я таращился в темноту, в то время как мы всё плыли и плыли, и мамино тело изо всех сил рвалось вперёд, и мои руки гудели, вцепившись в верёвки упряжки.

Наконец перед нами возникли угрюмые очертания, черневшие на фоне окружавшей нас темноты. Суша.

Мы обогнули скалистый мыс, который скрыл нас от ветра, и внезапно наступила тишина. Мама остановилась перевести дух. В крошечной бухточке, где воды было с гулькин нос, на волнах покорно покачивалась дюжина привязанных лодок. На берегу, сбившись в кучу, стояло несколько домов.

– Это единственное поселение острова Спиндл, – сказала мама. – Гавань слишком мелкая для роскошных яхт и паромов, а подводное течение отпугивает туристов. Тут мало людей, и живущие здесь держатся сами по себе, – она удовлетворённо кивнула. – Идеальное место!

У меня пересохло в горле:

– Какой из этих домов?

– Не здесь. Я бы не выбрала для тебя место у всех на виду. – Мы отправились дальше.

Когда мы вновь вышли из гавани, ветер и волны набросились с новой силой. Мы долго плыли, не встречая никаких построек, лишь прерывистые очертания деревьев и скал. Но наконец мы обогнули выступ. Там, на изгибе скалы, открытый всем ветрам стоял одинокий дом, отважный, словно морской орёл. Я уставился на него – он так отличался от прочих домов! И внезапно в его сердце вспыхнул свет.

Мама нырнула. Я распластался на её спине, и океан сомкнулся над нами.

Мы вынырнули в стороне от дома. Теперь мама двигалась у самого берега, пока не нашла то, что высматривала: следы обвала и крутой тропы.

Рухнувшая секция скалистого склона обнажила полосы разных каменных пород.

Мы причалили к плоскому валуну у подножья скалы. Я помог маме снять упряжку. От ветра её усы загнулись назад.

– Мне нужно отдышаться, – сказала она. – Заберись наверх, и потом расскажешь, что ты видел.

– Нет, – сказал я. Моё сердце стучало громче шума прибоя. – Я подожду тебя.

Она покачала головой:

– Просто проверь, то ли это место!

Её голос срывался. Она изо всех сил пыталась сохранять невозмутимый вид, будто всё в порядке. Тогда я тоже прикинулся спокойным – ради неё.

Я взобрался на скалу, замедлившись у самой вершины, и осторожно поднял голову над кромкой.

За чередой покрытых лишайником камней, за высокой травой, свистевшей на ветру, перед надвигающейся бурей затаился маленький домишко. Он кренился набок, словно дерево на склоне, постоянно пригибаемое всеми ветрами, изо всех сил стараясь удержаться.

Я спустился к маме. Она развязала зубами узелок с одеждой и отделила свои вещи от моих. Я рассказал ей о том, что увидел.

– Хорошо, – сказала она. – Это дом Мэгги. Я постерегу, пока ты будешь одеваться.

Я с трудом натягивал насквозь промокшую одежду, с силой просовывая руки и ноги сквозь липкую ткань. Когда у меня наконец это получилось, я чувствовал себя так, словно весь перемазался в тине. Я закатал одежду на ногах ещё выше, открыв нож. На всякий случай.

– Достань дублоны, – попросила мама.

– Зачем?

– Для Мэгги. Люди готовы на всё ради золота, я обещала ей. Скажи, что это покроет расходы.

Я вынул нож из чехла и вытащил дублоны. Нож в руке успокаивал меня. Я заставил себя засунуть его обратно.

– Прикрой его, – потребовала мама.

Неохотно я расправил голубые ноги вниз. Затем схватил мокрую кучу маминой одежды и подал ей.

– Теперь ты, – сказал я.

Но мама покачала головой:

– Прости, Аран!