Превращения Арсена Люпена

Вернувшись домой, Рауль развернул газету и принялся разглядывать свою добычу. Это была обыкновенная литровая бутылка, в каких обычно продают минеральную воду, – старая, без пробки, из непрозрачного темного стекла. На грязной запыленной этикетке, однако защищенной, похоже, от воздействий непогоды, легко читалась надпись, сделанная крупными печатными буквами:

ЭЛИКСИР МОЛОДОСТИ

Внизу ему с трудом удалось разобрать несколько строчек, которые явно содержали формулу этого самого Эликсира Молодости: «Пищевая сода 1349 граммов – поташ 0,435 грамма – известь 1000 граммов – милликюри…» – и так далее.

Но бутыль оказалась не пустой. Внутри что-то виднелось, что-то небольшое, напоминавшее свернутый клочок бумаги. Рауль перевернул бутылку, потряс, но оттуда ничего не выпало. Тогда он опустил внутрь веревочку с тяжелым узелком на конце и, затаив дыхание, извлек очень тонкий бумажный листок, скрученный в трубочку и перевязанный красной ленточкой. Развернув его, он обнаружил, что это всего лишь половинка обычного листа, нижняя часть которого была отрезана или, скорее, оторвана, причем неровно. Текст был написан чернилами, кое-где выцветшими, но оставшихся букв вполне хватило, чтобы сложить несколько фраз:

Обвинение справедливо, а мое признание официально, я один виновен в совершенном преступлении, и не надо возлагать ответственность ни на Жодо, ни на Лубо.

Брежак

Рауль с первого взгляда узнал почерк Брежака, а также понял, что, судя по выцветшим чернилам и состоянию бумаги, письмо было написано лет пятнадцать-двадцать назад. О каком преступлении идет речь? И кто стал его жертвой?

Он долго размышлял, а потом заключил вполголоса:

– Дело это кажется запутанным, потому что оно двойное. В нем слились две истории, две драмы, и вторая является результатом первой. Вторая драма случилась в скором поезде, ее участниками стали два брата Лубо, Гийом, Жодо и Орели. Первая же драма произошла гораздо раньше, но сегодня два ее действующих лица столкнулись лицом к лицу: это Жодо и Брежак.

Для того, кто не может найти ключ к истинному положению вещей, все лишь усложняется, для меня же, наоборот, дело начинает проясняться. Час сражения приближается, и ставкой в нем является Орели или, скорее, секрет, мерцающий в глубине ее прекрасных зеленых глаз. Тот, кто сумеет хотя бы на несколько мгновений – силой, хитростью или любовью – завоевать ее взгляд и ее мысли, станет обладателем тайны, из-за которой уже погибли несколько человек.

И в этот вихрь мщения, ненависти и алчности Марескаль – со всеми его страстями, амбициями и ревностью – вовлекает еще и страшную боевую машину под названием правосудие.

Ну а я…

Рауль подготовился тщательно, употребив всю свою энергию, ибо каждый из противников множил меры предосторожности. Брежак, не имея никаких формальных претензий к сиделке, осведомлявшей Марескаля, и к горничной, подкупленной Раулем, тем не менее уволил обеих. Ставни на окнах, выходивших на улицу, закрыли. Марескаль же, со своей стороны, отправил к дому агентов. И только Жодо не давал о себе знать. Обезоруженный потерей документа с собственноручным признанием Брежака, он наверняка прятался в каком-нибудь укромном и надежном месте.

Такое положение вещей сохранялось на протяжении двух недель. Рауль под чужим именем представился жене министра, открыто покровительствовавшего Марескалю, и ему удалось установить задушевные отношения с этой довольно зрелой дамой, необычайно ревнивой и осведомленной обо всех мужниных секретах. Знаки внимания Рауля наполняли ее радостью. Не отдавая себе отчета в том, какая роль ей отведена, и не зная о страсти Марескаля к Орели, она держала Рауля в курсе всех намерений комиссара, оповещая о его планах относительно Орели и о попытках с помощью министра свалить Брежака и тех, кто его поддерживал.

Рауль даже испугался. Наступление было организовано столь тщательно, что он задался вопросом, не следует ли ему начать действовать на опережение, то есть попросту похитить Орели и тем самым разрушить планы противника.

«Но что потом? – спросил он себя. – К чему меня приблизит этот побег? Противостояние никуда не денется, все начнется сначала».

И он сумел воспротивиться искушению.

Как-то вечером, вернувшись к себе, он нашел послание, прибывшее по пневматической почте. Жена министра сообщала ему о последних принятых решениях и среди прочего об аресте Орели, назначенном на завтра, 12 июля, на три часа дня.

«Бедная барышня с зелеными глазами, – подумал Рауль. – Готова ли она не верить никому, кроме меня, готова ли пойти против всех, как я ее просил? Ведь для нее это означает новые слезы и новые тревоги».

Однако спал Рауль спокойно, как настоящий военачальник накануне битвы. В восемь часов он встал. Начинался решающий день.