Превращения Арсена Люпена

– Итак, господин Вермиссон ежегодно совершает свои поездки в такие сроки, чтобы заехать в Ваней тайком от мадам Онорины. Он преклоняет колени перед могилой Анжелики в каждую годовщину ее смерти на здешнем кладбище, где она просила ее похоронить. Ходит по тем местам, где они впервые встретились, и возвращается в гостиницу ровно в тот час, когда он вернулся с их первой встречи. А на кладбище, рядом с церковью, вы можете увидеть скромный крест с эпитафией, которая и поведала мне о привычках господина Вермиссона:

Здесь покоится

Анжелика,

скончавшаяся четвертого марта.

Александр любил ее и горько оплакивает поныне!

Теперь вы понимаете, отчего господин Вермиссон так боится, что мадам Вермиссон узнает об этом печальном обряде? Представьте, что скажет эта гневливая особа, если узнает, что ее неверного супруга заподозрили в краже из-за его усопшей возлюбленной?!

Александр Вермиссон плакал так же горько, как гласила могильная эпитафия. Но плакал он еще и из-за страха перед своей грозной супругой. Только этого он и боялся; все остальное было ему безразлично.

Бешу, барон де Гравьер и аббат Дессоль слушали эту историю как зачарованные.

– Итак, – продолжал Барнетт, – все вышесказанное объясняет одну из загадок, а именно регулярные наезды господина Вермиссона в Ваней. И это естественным образом подводит нас к другой загадке – к исчезновению драгоценных реликвий. Ибо между этими двумя фактами существует прямая связь. Вы, верно, согласитесь, если я скажу, что столь ценное сокровище должно дразнить людское воображение и пробуждать алчность. Желание завладеть им зрело в умах многих посетителей церкви, как здешних, так и приезжих. Совершить кражу крайне трудно из-за предосторожностей господина аббата, однако это куда менее трудно для того, кому известно, где оно хранится, и кто имел возможность за долгие годы изучить это место, составить план и осуществить свой замысел так, чтобы избежать обвинения в воровстве. Ибо это-то и есть самое главное – не быть заподозренным. А каким образом можно избежать таких подозрений? Разумеется, обратив их на другого… например, на этого человека, который боязливо пробирается на кладбище в определенный день, скрываясь от посторонних; на человека, чьи странные привычки делают его первым подозреваемым! Вот таким образом – медленно, терпеливо – преступник затевает и готовит свое черное дело. Серая шляпа, коричневое пальто, отпечатки подошв, золотые зубы – все тщательно продумано. Вор останется неузнанным, но не вымышленный вор, а настоящий – тот, кто втайне от всех, будучи притом близок к церкви, из года в год терпеливо готовил свое преступление.

Барнетт сделал паузу. Истина постепенно начинала проясняться. Господин Вермиссон сидел, горестно понурившись. Барнетт протянул ему руку:

– Господин Вермиссон, ваша супруга не узнает о вашем паломничестве. Извините за ошибку, жертвой которой вы были целых два дня. И прошу меня простить за то, что я этой ночью обыскал ваш кабриолет и обнаружил двойное дно в кофре – кстати, это довольно ненадежный тайник! – где вы хранили любовные письма и мадемуазель Анжелики, и ваши собственные. Вы свободны, господин Вермиссон.

Вермиссон встал.

– Нет, постойте! – вскричал Бешу, возмущенный такой развязкой.

– Ну, говори, Бешу.

– А как же золотые зубы? – сердито продолжал инспектор. – Вы не должны упускать это доказательство! Господин аббат своими глазами видел два золотых зуба во рту у вора. А у Вермиссона во рту как раз два золотых зуба – вот тут, справа! Это-то уж неоспоримый факт!

– Те, которые я видел, были слева, – возразил аббат.

– Или справа, святой отец!

– Нет, слева, я в этом уверен:

Джим Барнетт снова рассмеялся.

– Да замолчите вы оба, черт возьми! Стоит препираться из-за такого пустяка. Ну как же ты, Бешу, инспектор сыскной полиции, не додумался до правды?! Это же загадка для младенцев! Святой отец, эта комната в точности похожа на вашу спальню, не так ли?

– Верно. Моя спальня находится как раз над ней.

– Закройте ставни, месье кюре, и задерните занавески. Месье Вермиссон, одолжите-ка мне вашу шляпу и пальто.

Джим Барнетт нахлобучил серую шляпу с обвисшими полями и облачился в коричневое пальто с поднятым воротником; затем, поскольку в комнате царил мрак, он вынул из кармана электрический фонарь и встал прямо перед кюре, направив луч фонаря себе в открытый рот.

– Господи, это же он… человек с золотыми зубами! – пролепетал аббат Дессоль, взглянув на Барнетта.

– Так с какой стороны находятся мои золотые зубы, господин аббат?

– С правой. А те, что я видел вчера, были слева.

Джим Барнетт выключил фонарь, схватил аббата за плечи и несколько раз повернул его вокруг оси, как волчок. Затем внезапно включил фонарь и властно сказал:

– Смотрите прямо перед собой… только прямо! Вы видите золотые зубы, да или нет? И с какой стороны?

– С левой, – испуганно ответил аббат.