Превратности судьбы

Мы оба рассмеялись, и больше о той пьянке никто не вспоминал. Точнее будет сказать, старались между собой не говорить на эту тему. Однако забыть о том, как было хорошо в объятиях Эстер… забыть об этом я не в силах. Ну что ж, будет на старости лет что вспоминать. Если по правде, я в тот раз только прикидывался, что очень сильно пьян. Словно бы предвидел всё, что будет, чем это закончится… Эстер ещё мне тогда сказала, то есть немного позже:

– Если будет желание, я всегда готова…

– Эстер, но чем я заслужил? Вокруг тебя, видимо, вьётся целый сонм молодых самцов, которые гораздо лучше меня с очаровательными дамами справляются.

– Ах, не в этом дело! Я переспала кое с кем из них. Были у меня актёры, фотографы, даже один спортсмен…

– Ты забыла про продюсера.

– Ну да, только попробуй про него забыть, как сразу же о себе напомнит, – Эстер посмотрела на голый зад сопящего поодаль Пьера и улыбнулась. – Но это всё не то.

– А что же тебе нужно?

– Я хочу, чтобы ты написал обо мне роман, – она лежала на моей груди, лицо в лицо, даже если захочешь, взгляд отвести от её прекрасных глаз просто невозможно. – Ты понимаешь, фотографии поблекнут, фильмы сдадут в архив, а книга… Книга – это на века!

– Ты слишком высокого мнения о моих талантах.

– Ничуть! Если кто-то может описать, как всё это было, так только ты и никто другой.

– Но я же почти ничего о тебе не знаю.

– А я буду рассказывать. Вот так, в постели. При каждой встрече понемножку. И для начала сообщу… Что бы такое о себе сказать?

– Начни с самого начала.

– Начну с того, что мои предки приехали в Иерусалим из Польши.

– Ах, вот откуда этот овал лица, эти твои скулы! От славян! А я уж было подумал, не переспал ли твой дедушка с негритянкой из племени зулусов…

– Ты несносен! Я начинаю сомневаться в твоих способностях.

– Так я же заранее тебе сказал. Вот если бы двадцать лет назад…

– Не думала, что у тебя задатки педофила. В то время мне было… Впрочем, не столь важно.

Эстер рассмеялась. Даже весьма привлекательные дамы о возрасте не любят вспоминать.

Как время летит, как всё быстро изменяется! Кто бы мог подумать? Десять лет назад я боялся даже прикоснуться к Лулу и занимался любовными играми с дурой-Томочкой. А вот теперь лежу в объятиях топ-модели, и меня нисколько не волнует, чем там занята Катрин. Неисповедимы пути твои… И прости, Господи, если что-то делаю не так, как тобой было задумано!

Странно, но именно в этот момент мне снова в голову пришла мысль о провокации. Согласен, что совсем не вовремя, но что же я могу поделать? Довольно часто мысли возникают вопреки нашему желанию. Так и теперь. А моя догадка заключалось в том, что Пьер сотворил всё это только для того, чтобы доказать, что я не прав. Да, да! Видимо, решил так: если вовлечь в это дело Катрин, легче будет уломать меня… Речь лишь о том, чтобы я написал сценарий в духе времени. Нет, ни инцестом, ни «групповухой» нынешнюю публику не удивишь. Тут требуется нечто куда более впечатляющее. Ну, скажем, любимая девушка оказалась трансвеститом. Или, к примеру, чиновник переспал с начальником, а взамен так ничего от него и не получил. Можно ещё написать про секс с собственной собачкой… Чего только в жизни не бывает!

А, в самом деле, какая разница, с кем, как и почему? Была бы только любовь… Если не очень придираться к смыслу этого понятия, то ко всему можно приспособиться.

Глава 30. Конформист

Будь я на месте своего издателя, оставил бы любимого автора в покое. Ну вот я написал роман – неужто этого вам мало? Оказывается, совершенно недостаточно. А всё потому, что на первом месте всегда и во всём оказывается прибыль! Издателя не устроит, если роман прочитают только те, кто в состоянии хотя бы в чём-то разобраться, понять характеры, сюжет… Нет, ему требуется, чтобы раскупили весь тираж. Даже не важно, что в дальнейшем будет с книгой, куда её читатель денет – поставит на полку, не читая, или спустит по листочку в унитаз. Да хоть гори она огнём – тогда и вовсе станет раритетом! А там опять и снова – реклама, реклама и опять проклятая, надоевшая, бездарная реклама!

От этих мыслей, что скоро надо будет ехать в Париж, встречаться со своими почитателями, участвовать в презентациях, посещаться какой-то там вернисаж, становилось тошно, мучила бессонница. Но что поделаешь, если так написано в контракте? Вот я проснулся среди ночи и не могу заснуть, прислушиваюсь к глухим ударам сердца. Пытался сосчитать до ста, сделал несколько глубоких вдохов, словно бы насыщая кислородом лёгкие, но ничего не помогало. В комнате душно, за окном повисла ночная мгла, а на душе печально и как-то одиноко. Единственный, вполне естественный для меня выход из подобной ситуации состоял в том, чтобы это описать. Так безнадёжно больной рассказывает о своих переживаниях врачу, надеясь тем самым отсрочить неизбежное. Чем дольше говорит, чем подробнее описывает свою хворь, тем крепче его надежда на бессмертие. Ах, бедняга! Зачем же столько слов, когда и без того всё ясно?