Превратности судьбы

Виктор, собравшийся едко высказаться насчёт моральных качеств современной молодёжи, к собственному удивлению промолчал. Причиной стала мысль, что будь он на месте детей, то поступил бы также. «Даже хорошо, что они отправились геройствовать не с пустыми руками» — подумал Виктор, радуясь, что подопечные всё-таки поступили не так безрассудно, как казалось на первый взгляд. Сам он тоже был при оружии и с полупустой бутылкой в кармане плаща. Ничего другого мужчина прихватить с собой не успел, опасаясь потерять след беглецов.

От воды Дмитрию существенно полегчало. Он ощущал ни с чем несравнимую лёгкость, словно до этого был в кандалах. А ещё непередаваемый восторг и одновременно душевный мир.

— Скоро всё вспомнишь, — пообещал Миша, придерживая его.

— Со мной всё… замечательно…

Вскоре они вышли к избушке, в дверях которой стоял наблюдавший за ними ещё издали Вова.

— Мы с миром! — жизнерадостно помахал ему Миша, когда все выбрались на твёрдую почву.

— По вам не скажешь, — ворчливо заметил Владимир, вопреки словам с радушием пожав всем мужчинам руки и вежливо кивнув Дине. — И чем вы опоили Димона? — обращаясь исключительно к Мише, кивнул он на счастливого друга.

Его разный цвет глаз настораживал окружающих даже больше, чем осознание того, что он тоже наверняка является оборотнем. И, похоже, Вова это прекрасно чувствовал.

— Они меня просто избавили от проклятия, — чуть ли не пропел в ответ Дима, немного глупо улыбаясь. Но в данной ситуации ему это было простительно: Миша прекрасно помнил, как сам ощущал эту необыкновенную свободу, а ведь он проносил бесовский камень гораздо меньшее время.

Пришлось объяснять Вове, а заодно Оскару и стражникам, зачем именно они пришли и как амулет связан с тёмным даром. К концу рассказа эйфория у Димы прошла, и он вновь стал серьёзен и собран.

— То есть, вы предлагаете мне отказаться от части себя? — заключил Вова, обдумывая слова Миши.

— Да, превращаться прикольно, но это чуждая суть, — пришёл на выручку Дима и еле слышно, практически одними губами добавил, — Я вспомнил маму.

— Представь, что к тебе прилип гигантский клещ и всё пьёт и пьёт твою кровь, — прибегнул к жуткой аналогии Миша. — Ты мечтаешь всю жизнь носить его на себе или постараешься поскорее избавиться?

— О, точно! — согласился с примером Дима.

Однако Вова почему-то медлил с решением.

— Да что тут рассусоливать, — попытался приблизиться к мальчику и сдёрнуть шнурок с его шеи Сергей, впрочем сделать задуманное стражнику не удалось: путь преградил Виктор.

— Пусть дети сами разберутся, — не терпящим возражения тоном, больше смахивающим на приказ, промолвил барон Градов.

Миша повернулся и громко, чтобы дошло до всех, произнёс:

— Амулет нельзя снять насильно. Если это даже удастся сделать — ничего не изменится, — затем вновь обернулся к другу, — Зачем тебе этот камень на шее? Он утащит тебя на дно.

Но и эти слова не возымели должного эффекта. Понимая, что за подобным поведением скрыты какие-то личные мотивы, Виктор перехватил инициативу:

— Я, конечно, прошу прощение за нескромность, но не найдётся ли у вас в доме чего съестного? — с хитрецой заправского лиса, спросил у юношей мужчина.

Спасённый от необходимости в спешке принимать решение, Вова живо кивнул и охотно пригласил гостей в избу.

После довольно сытного обеда Виктор отправил учеников мастера наверх собирать вещи, а остальным предложил пока изучить первый этаж. Мише он тоже незаметно кивнул на лестницу. Поняв, что дядя даёт им шанс поговорить без свидетелей, шатен, не медля, отправился за друзьями.

— И почему ты против? — услышал он приглушённый голос Димы, как только поднялся на чердак.

Вова, копошащийся над ящиком, где хранилась его одежда, выпрямился и оглянулся. Заметив Мишу, он тем не менее ответил:

— Вам легко говорить. У вас есть, куда возвращаться…

— Но у тебя тоже была семья. Я помню, ты рассказывал, — не согласился Миша.

— Возможно, — неопределённо повёл плечами приятель и вновь отвернулся.

Прошло несколько минут, прежде чем он продолжил:

— Меня навряд ли кто ждёт. Думаю, моя семья даже счастлива, что я пропал.

— Почему ты такое говоришь? — в шоке от подобного откровения спросил Миша. Дима молчал.

С выражением всемирной скорби Вова посмотрел на ничего не понимающих друзей:

— Взгляните на меня! Да, я забыл родных, но я помню, что там, в той жизни, надо мной смеялись, дразнили, издевались. Сомневаюсь, что со мной вообще кто-то дружил. Это как синяки после драки: их вроде и скрывает одежда, да только задень — и больно. Я не помню ни лиц, ни имён, но… шрамы остались.

— У меня до вас тоже не было друзей, — немного отойдя, промолвил Миша. — Это всё из-за глаз, да?

— Моё собственное проклятие, — Вова буквально рухнул на свою кровать, им всецело овладело уныние. — Я вижу, как на меня смотрят люди: как на прокажённого, как на ведьмака, как на урода…

И, не выдержав, он резко повернулся спиной к ним, чтобы друзья не заметили предательски выступивших слёз.