Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни

И вот, в августе исполнялся год, как отец Аркадий заведовал кумахтинским приходом. И, надо сказать, год этот он потратил не совсем зря. В бывшем складе были настелены новые полы, починена крыша (над которой снаружи появился небольшой и простенький, но все-таки купол-луковица с восьмиконечным крестом), появился и скромный иконостас. Значительно больше стало прихожан: некоторые люди стали специально ездить на службы к отцу Аркадию из Мангазейска, да и местных в общине прибавилось. В общем, пастырские, а равно и хозяйственные успехи иерея Ковалишина были очевидны, и теперь их предстояло продемонстрировать архиерею на престольный праздник.

Подготовку к торжественному богослужению отец Аркадий начал загодя. Храм старательно убирали и украшали. Чтобы не ударить в грязь лицом, свой хор в этот раз решили не привлекать, сговорившись, что на Успение прибудет более опытный и профессиональный хор кафедрального мангазейского храма. Наконец, по окончании крестного хода, который планировался от церкви до центральной площади Кумахты, была запланирована трапеза в находившемся там же кафе, что стало весьма удачным завершением и крестного хода, и Успенского поста.

Церковные полы, подоконники и стены надраивались, облачения стирались и наглаживались, салаты для предстоящей трапезы заготавливались ведрами – словом, делалось все для того, чтобы Евсевий после торжественной службы дал пастырским и экономическим талантам отца Аркадия наивысшую оценку.

И вот теперь, когда праздничная литургия и крестный ход под жарким августовским солнцем завершились, а кумахтинское кафе открыло для всех участников торжеств свои прохладные, наполненные съестными ароматами недра, казалось, настала пора эту оценку получить. Так считал и отец Ковалишин, и его паства.

* * *

Посреди гула, повисшего в кафе «Вернисаж», раздался звонкий и резкий звук: архиерей несколько раз стукнул кончиком столового ножа по полупустому стакану, сигнализируя собравшимся, что требуется их внимание.

– Ну, Фотинья, скажи нам что-нибудь назидательное! – с улыбкой обратился Евсевий к сидевшей невдалеке от него женщине. Дама была немолода, одета неброско. Но опытный глаз мог сразу увидеть, что наряд ее, несмотря на простоту, был не из дешевых, да и вообще его обладательница выглядела, что называется, «ухоженной».

Гул стих, и лишь на самом дальнем конце стола продолжали звенеть вилки – пономари истребляли всю доступную им еду «в режиме нон-стоп», не считаясь в этом деле даже с архиерейскими указаниями.

– Ваше Преосвященство! – Фотиния поднялась, крепко сжимая в руках бокал с минералкой и, шумно вздыхая, добавила: – Дорогой вы наш Владыко!

– Не волнуйся, Фотиния! – с добродушной иронией сказал Евсевий. – Поставь рюмку, выдохни – и продолжай!

Сидевший за столом народ заулыбался, кто-то засмеялся. Дама, именуемая Фотинией, тоже широко улыбнулась и, поставив на стол бокал, продолжила уже более свободно:

– Дорогой Владыка! Честные отцы, братья и сестры! Какое же это счастье – здесь, у вас, на мангазейской земле, встречать этот великий праздник – Успение Пресвятой нашей матушки, Владычицы нашей Богородицы, вместе с нашим Владыкой! И на службе с ним помолиться, и крестный ход такой… – Фотиния на пару секунд замешкалась, пытаясь сообразить, какой «такой» был крестный ход. – Молитвенный такой, что ли… Все благодаря нашему Владыке Евсевию!

«Ну, началось!» – подумал отец Игнатий, сидевший за одним столом с архиереем. На лице его застыла сдержанная, восковая улыбка, а взгляд как будто остекленел. Язвительные мысли, начинавшие роиться в его голове, надежно укрывались маской вежливой почтительности.

– Я вот посмотрела, так вот честно скажу: как много Владыка за последний год сделал! Столько всего появилось! Места ведь такие были, необустроенные, дикие, можно сказать…

На лицах прихожан, склонившихся над тарелками и сосредоточенно слушавших тостующую, начали появляться кривые ухмылки. Гостья из Центральной России (а Фотиния была именно оттуда) не могла, конечно, не подчеркнуть «дикий» характер того края, куда она прилетела…

– А столько всего сделано! Сколько уже всего построено! А собор какой замечательный, прекрасный какой собор Владыка строить собирается! – продолжала Фотиния, глядя на архиерея глазами, полными обожания. – Какие вы, мангазейцы, счастливые!

Тут она приостановилась, ощутив в горле спазм восторга. Отец Игнатий смотрел на нее все с той же мягкой улыбкой, но в глазах его появилась какая-то мрачная, засасывающая тоска.

Преодолев набежавшую на нее волну умиленной эйфории, Фотиния наконец оторвала взгляд от архиерея и обвела им всех собравшихся в зале.