Читаем Прежде чем я засну (ЛП) полностью

У меня закружилась голова от попыток понять, кем он может быть. Может быть, это кто-то из Варинг Хаус? Пациент? Бред. Во мне начала подниматься паника, поскольку в голове начала формироваться другая идея, но исчезла.

Он посмотрел на меня.

- Я Бен, - сказал он медленно, как будто пытаясь заставить меня понять очевидное. - Бен. Твой муж.

Я сделал несколько шагов назад, пытаясь вспомнить, что я прочитала, что я знаю.

- Нет, - а потом громче. - Нет!

Он двинулся вперёд.

- Да, Кристина. Ты же знаешь, что я твой муж, Бен.

Мной овладел страх. Некоторое время я пребывала в состоянии неопределённости, а потом вернулась в свой собственный ужас. Я вспомнила слова Клэр: "Это не Бен". И тогда случилась странная вещь. Я поняла, что вспомнила не как прочитала, что она сказала эти слова, а вспомнила само событие. Я вспомнила панику в её голосе, как она чертыхнулась перед тем, как сказала, что поняла, и как повторяла слова: "Это не Бен".

Я помнила.

- Нет. Ты не Бен. Клэр сказала мне! Кто ты?

- Вспомни хотя бы фотографии, Кристина? Те, которые висят в ванной вокруг зеркала? Посмотри, я принёс их с собой.

Он сделал шаг ко мне, потянулся к сумке на полу рядом с кроватью и выбрал несколько загнутых на концах фотографий.

- Смотри.

И когда я отрицательно покачала головой, он взял первую, посмотрел на неё и повернул ко мне.

- Это мы. Посмотри. Ты и я.

На фотографии мы сидели в чём-то наподобие лодки на реке или канале. За нами тёмная, мутная вода и тростник не в фокусе. Мы были молодыми, наша кожа упругой там, где сейчас отвисает, вокруг глаз не было морщин, и они были широко открыты от счастья.

- Видишь? Посмотри! Это мы. Ты и я. Много лет назад. Мы вместе уже много лет, Крис. Долгие-долгие годы.

Я сфокусировала взгляд на фотографии, и ко мне пришли картинки. Мы вдвоём, солнечно, вторая половина дня. Мы где-то, не знаю где, взяли напрокат лодку.

Он поднял другую фотографию. Мы гораздо старше. Этот снимок, похоже, был сделан недавно. Мы стоим перед церковью. День облачный. Он и мужчина в костюмах пожимают друг другу руки. На мне шляпа, с которой, кажется, у меня возникли некоторые сложности. Я держала её, как будто её вот-вот может сдуть ветер. Я не смотрела в камеру.

- Это было несколько недель назад. Наши друзья пригласили нас на свадьбу своей дочери. Помнишь?

- Нет. Не помню.

- Это был прекрасный день, - сказал он и перевернул фотографию, чтобы посмотреть на неё.

- Прекрасный...

Я вспомнила фразу Клэр, когда я сказала ей, что нашла газетную вырезку о смерти Адама. "Она не может быть настоящей".

- Покажи мне фотографии Адама. Давай! Покажи хотя бы одну его фотографию.

- Адам умер. Смерть солдата. С честью. Он умер, как герой...

Я закричала:

- Всё равно у тебя должна быть его фотография! Покажи её мне!

Он вытащил фотографию Адама и Хелен. Ту, которую я уже видела. Во мне начала нарастать ярость.

- Покажи мне хотя бы одну фотографию Адама, где есть ты. Хотя бы одну. У тебя же должна быть такая? Если ты его отец.

Он посмотрел фотографии, которые держал в руке. И я уже подумала, что он вытащит одну из них, но он не вытащил. Его руки опустились.

- У меня нет её с собой. Наверное, она дома.

- Ты же не его отец. Какой бы отец не хранил бы фотографию своего собственного сына?

Его глаза сузились, словно от ярости, но я уже не могла остановиться.

- И какой отец будет рассказывать его жене, что их сын мёртв, когда он жив? Признай! Ты не отец Адама! Бен его отец.

В тот момент, когда я произнесла эти слова, я увидела образ. Человека с чёрными волосами в узких затемнённых очках. Бена. Я снова пронесла его имя, как будто именно оно разблокировало картинку у меня в голове.

- Бен.

Имя произвело эффект на мужчину, стоящего передо мной. Он что-то сказал, но слишком тихо, чтобы я смогла расслышать, поэтому я попросила повторить.

- Тебе не нужен Адам.

- Что?

В этот раз он сказал твёрже, глядя мне в глаза:

- Тебе не нужен Адам. Теперь у тебя есть я. Мы вместе. Тебе не нужен Адам. Тебе не нужен Бен.

Пока он говорил, силы покидали меня, и по мере того, как они уходили, кажется, он наоборот их восстанавливал. Я опустилась на пол. Он улыбнулся.

- Не расстраивайся, - сказал он беспечно. - В чём дело? Я люблю тебя. Это всё, что имеет значение. Я люблю тебя. А ты любишь меня.

Он наклонился и протянул руки ко мне. При этом он улыбался, как будто я животное, которое он пытается выманить из дыры, в которую оно спряталось.

- Иди ко мне. Ну же.

Я отодвинулась назад и наткнулась на что-то твёрдое, и ощутила тепло. Позади меня оказалась горячая батарея. Я поняла, что нахожусь под окном в дальнем конце комнаты. Он медленно двинулся ко мне.

- Кто ты? - повторила я снова, пытаясь держать голос ровным, спокойным. - Чего ты хочешь?

Он перестал двигаться и наклонился ко мне. Если бы он потянулся, то мог бы дотронуться до моей ноги, моего колена. Если бы он ещё приблизился, я бы смогла ударить его ногой, если бы понадобилось, хотя не уверена, что дотянулась бы, да и в любом случае я была босиком.

- Чего я хочу? Я ничего не хочу. Я просто хочу, чтобы мы были счастливы, Крис. Как мы были счастливы. Ты помнишь?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза