Читаем Прежде чем я засну (ЛП) полностью

Что я могла ему ответить? Меня трясло, пока мой мозг пытался обработать то, что я видела. Номер отеля полный цветов. Шампанское и свечи. Незнакомец, сжимающий мою шею. Что я могла сказать? Всё, что я могла, это плакать всё сильнее и сильнее, оттолкнуть его, а потом ждать. Ждать, пока он заснёт, выбраться из кровати и записать всё это.


Суббота, 17 Ноября, 2.07 ночи



Не могу уснуть. Бен наверху в кровати, а я пишу это на кухне. Он думает, что я пью какао, который только что приготовил для меня, и что скоро вернусь в кровать. Я так и сделаю, но сначала должна сделать эту запись.

Дома тихо и темно, но раньше всё казалось живым. Я спрятала дневник в шкаф и залезла в кровать после того, как написала, что я видела, когда мы занимались любовью, но я до сих пор чувствую себя обессиленной.

Я слышала тиканье часов на первом этаже, они били каждый час и  тихое похрапывание Бена. Я чувствовала пуховое одеяло на груди, и видела только свечение будильника возле себя. Я перевернулась на бок и закрыла глаза.

Всё, что я видела, были руки, крепко сжимавшие мою шею, так что я не могла дышать. Всё, что я слышала, был мой собственный голос вдалеке. Я умру.

Я подумала о своём дневнике. Поможет ли мне, если написать ещё что-нибудь или перечитать написанное? Смогу ли я забрать его из потайного места, не разбудив Бена? Он лежал, едва различимый в темноте.

"Ты лжёшь мне, - подумала я. Потому что так и было. - Лжёшь о моём романе, об Адаме".

А теперь я была уверена, что он лжёт о том, как я оказалась в этой ловушке. Мне хотелось разбудить его. Хотелось закричать: "Прочему? Почему ты говоришь, что меня сбила машина на обледенелой дороге? Интересно, от чего он меня защищает. Насколько ужасна может быть правда.

И чего ещё я не знаю?

Мои мысли переметнулись от дневника к металлической коробке, в которой Бен хранит фотографии Адама. "Может быть, там я найду больше ответов, - подумала я. - Может быть, там я найду истину".

Я решила выбраться из кровати. Аккуратно отогнула одеяло так, чтобы не разбудить мужа, вытащила дневник из потайного места и босая прокралась на лестничную площадку. Освещённый голубоватым светом луны, дом теперь казался другим. Холодным и неподвижным.

Я потянула дверь в спальню, мягкий скрип дерева по ковру, тихий щелчок и дверь закрылась.

Там, на лестничной клетке, я пробежалась по тому, что написала. Я прочитала про то, как Бен рассказывал, что меня сбил автомобиль, о том, что он отрицал, что я написала роман, о нашем сыне. Я должна увидеть фотографию Адама. Но где я могу её найти?

«Я храню её наверху, - сказал он. - В целях безопасности».

Я это и так знала. Я же записала это. Но где именно? В свободной спальне? В кабинете? Как я могла начать искать что-то, чего даже не помню? Я положила дневник туда, где я нашла его, и зашла в офис, закрыв за собой дверь.

Лунный свет светил в окно, разливая сероватое свечение по комнате. Я не посмела включить свет. Я не могла рисковать, а, вдруг, Бен найдёт меня, роющуюся здесь. Он бы спросил, что я ищу, а мне нечего было бы ответить, не было никаких причин находиться здесь. У него сразу бы возникло слишком много вопросов.

Я писала, что коробка металлическая и серая. Сначала я осмотрела стол. Тонкий компьютер с невероятно плоским экраном, ручки и карандаши в стакане, бумаги, разложенные аккуратными стопочками, керамическое пресс-папье в форме морского конька. Над столом висел настенный планер, приколотый цветными наклейками, кружочками и звёздами. Под столом стояла кожаная сумка и корзина для бумаги, обе пустые, а рядом со столом - тумбочка с ящиками.

Я начала обыскивать её. Тихо и медленно вытащила верхний ящик. Он был полон бумаг, которые хранились в папках, помеченных  "Дом", "Работа", "Финансы". Я отодвинула их. За ними оказались пластиковые баночки с таблетками, но я и не смогла разобрать название в полутьме. Второй ящик был заполнен канцтоварами: папками, бумагой, ручками, корректорами. Я аккуратно закрыла его и присела на корточки, чтобы открыть нижний ящик. Там лежало одеяло или полотенце, сложно было сказать в таком тусклом свете. Я отогнула один уголок и почувствовала, что коснулась холодного металла.

Я вытащили его. Под ним лежала металлическая коробка. Она была больше, чем я предполагала, размером почти с ящик. Я протянула руки к ней и поняла, что она ещё и тяжелее, чем я ожидала, я чуть не уронила её, пока вытаскивала и ставила на пол.

Коробка стояла передо мной. Несколько мгновений я даже не знала, что хочу сделать, даже хотела ли вообще её открывать. Что ещё шокирующего может быть в ней? Как и сама память, она может раскрыть истины, которые я ещё даже не начала постигать. Невообразимые мечты и неожиданные ужасы. Я боялась. Но понимала, эти истины - всё, что у меня есть. Они моё прошлое. Они это то, что делает меня человеком. Без них я ничто. Не более чем животное.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза