Читаем Прежде чем я засну (ЛП) полностью

Я глубоко вздохнула, закрыв глаза, и начала поднимать крышку. Она сдвинулась немного и остановилась. Я попробовал ещё раз, подумав, что её заело, а затем ещё раз, и поняла, что она закрыта. Бен закрыл её. Я попыталась успокоиться, но гнев нахлынул на меня. Да кто он такой, чтобы закрывать коробку с воспоминаниями? Держать в секрете от меня то, что принадлежит мне?

Ключи должны быть где-то рядом, я была уверена в этом. Я посмотрела в ящике, расправила полотенце и потрясла его, встала, вытряхнула ручки и карандаши из стаканчика на столе и посмотрела там. Ничего. В отчаянии я обыскала другие ящики настолько хорошо, насколько могла это сделать в полутьме. Я не нашла ключи и поняла, что они могут быть где угодно. Вообще где угодно. Я опустилась на колени.

Потом послышался звук. Скрип такой тихий, что я сначала подумала, что это я. Но последовал и другой звук. Дыхание или вздох. А потом голос Бена.

- Кристина? - спросил он и добавил уже громче, - Кристина!

Что делать? Я сижу на полу в его кабинете с металлической коробкой прямо передо мной, про которую, как думает Бен, я не помню.

Я начала паниковать. Дверь открылась, на лестничном пролете загорелся свет, осветив дверной проём. Он шёл.

Я действовала быстро. Положила коробку обратно и, пожертвовав тишиной ради скорости, захлопнула ящик.

- Кристина? - снова повторил он. Шаги. - Кристина, любимая? Это я. Бен.

Я запихнула ручки и карандаши обратно в стаканчик на столе и села на пол. Дверь начала открываться. Я не знала, что мне делать, пока не сделала это. Я действовала бессознательно, не головой, а инстинктом самосохранения.

- Помогите мне! - сказала я, когда он появился в дверном проёме. Его тёмный силуэт вырисовался на фоне лестничной площадки, и на мгновение я действительно испугалась.

- Помогите мне, пожалуйста!

Он включил свет и подошёл ко мне.

- Кристина! Что случилось? - спросил он и начал присаживаться рядом со мной.

Я отползала от него до тех пор, пока не натолкнулась на стену под окном.

- Кто ты? - спросила я и поняла, что плачу, и меня истерически трясёт.

Я схватилась за стену, вцепившись в занавески, свисающие надо мной, как будто пыталась подняться. Бен стоял в другом конце комнаты. Он протянул мне руку так, как будто я была опасным диким животным.

- Это я. Твой муж.

- Мой кто? - спросила я, а потом добавила. - Что со мной такое?

- У тебя амнезия. Мы женаты уже много лет.

А потом, когда он сделал мне чашку какао, которая до сих пор стоит передо мной, рассказал мне с нуля всё, что я и так уже знала.


Воскресенье, 18 Ноября


Это случилось рано утром в субботу. Сегодня воскресенье. Полдень или около того. Целый день пропал, незаписанный. Целый день, который я верила, что я никогда не написала роман, что у меня не было сына. Верила, что несчастный случай лишил меня моего прошлого. Может быть, в отличие от сегодняшнего дня, доктор Нэш не позвонил мне, и я не нашла дневник. Или, возможно, он позвонил, но я решила не читать его.

Я почувствовала, как холодок пробежал по коже. Что если однажды он решит больше не звонить? Я никогда не найду дневник, никогда не прочитаю, никогда даже не узнаю, что он существует. Я не узнаю о своём прошлом. Это было бы неправдоподобно. Теперь я знаю. Мой муж рассказывает мне одну версию того, как я потеряла память, но я чувствую по-другому.

Интересно, спрашивала ли я доктора Нэша о том, что случилось. Даже если я да, то как можно верить тому, что он говорит? Единственная правда - это то, что написано в дневнике. То, что я написала сама. Мне нужно это запомнить. То, что я написала сама.

Я мысленно вернулась к событиям этого утра. Я вспомнила, как солнечные лучи, пробивающиеся сквозь занавески, неожиданно разбудили меня. Мои глаза открылись и увидели незнакомое место. Я была сбита с толку. Но, несмотря на то, что конкретные события ко мне не вернулись, я ощущала, что за плечами у меня богатая история, а не всего лишь несколько лет жизни. И я знала, хоть и смутно, что в истории моего прошлого есть ребёнок.  Какую-то долю секунды, пока я полностью не проснулась, я знала, что была матерью. Что я родила ребёнка, что мне нужно лелеять и охранять не только себя.

Я перевернулась, зная, что рядом со мной в кровати лежит ещё один человек, закинувший руку мне на талию. Я не ощущала тревогу, наоборот, я чувствовала себя в безопасности. Счастливой.

Я проснулась переполненная картинками и чувствами, которые начали соединяться в правду и воспоминания.

Сначала я увидела маленького мальчика, услышала, как зову его, Адам, и как он бежит ко мне. А потом я вспомнила своего мужа. Его имя. Я почувствовала, что без ума от него. Я улыбнулась.

Ощущение покоя длилось недолго. Я посмотрела на мужчину рядом с собой, и его лицо оказалось не тем, что я ожидала увидеть. Мгновением позже я поняла, что не узнаю комнату, в которой спала, не могу вспомнить, как попала сюда. И, наконец, я поняла, что не помню ничего отчётливо. Эти коротенькие, несвязанные обрывки не характеризовали мою память, а скорее были некой её совокупностью.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза