Читаем Прежде чем я засну (ЛП) полностью

Он говорил, как будто не знал, как будто мы никогда не были на побережье до этого, как будто мы никогда не выезжали куда-нибудь на выходные. Страх начал поднимать голову, но я сопротивлялась. Пыталась остаться здесь, в настоящем, со своим мужем. Я пыталась вспомнить всё, что узнала из дневника.

- Я знаю, дорогая.

Он вздохнул.

- Я знаю. Ты всегда любила его, но я уже ничего не знаю. Ты изменилась. Ты изменялась все эти годы. С тех пор, как произошло нападение. Иногда я даже не знаю, кто ты. Я просыпаюсь каждый день и не знаю, какой ты будешь.

Я молчала. Я не могла придумать, что сказать. Мы оба прекрасно понимали, насколько бессмысленно мне говорить что-нибудь в свою защиту, говорить, что он неправ. Мы оба знали, что я последний человек, который знает, насколько я изменилась за это время.

- Извини, - произнесла я, наконец.

Он посмотрел на меня.

- Ничего страшного. Не нужно извиняться. Я знаю, что это не твоя вина. Ничего из того, что случилось, не твоя вина. Я был несправедлив, думая только о себе.

Он посмотрел на море. Вдалеке был одинокий огонёк. Лодка на волнах. Огонёк в море вязкой темноты. Бен заговорил:

- У нас всё будет хорошо, правда, Крис?

- Конечно же. Конечно же, будет. Это новое начало для нас. У меня есть дневник, да и доктор Нэш мне поможет. Мне становится лучше, Бен. Я знаю. Я подумываю снова начать писать. Нет причин не начать. У меня всё будет хорошо. Да и вообще я теперь общаюсь с Клэр, и она тоже может помочь мне.

В голову пришла идея.

- Мы снова бы могли быть вместе, как думаешь? Как в старые времена? Как в университете? Мы втроём. И её муж. Кажется, она говорила, что у неё есть муж. Мы можем встретиться и провести вместе время. Это было бы неплохо.

В моей голове крутилась вся та ложь, о которой я читала, то, почему я не могла ему доверять, но я отогнала эти мысли. Я напомнила себе, что всё уже разрешилось. Теперь моя очередь быть сильной. Уверенной.

- Поскольку мы пообещали друг другу быть честными, теперь всё будет хорошо.

Он повернулся ко мне.

- Ты любишь меня?

- Конечно.

- Ты прощаешь меня? За то, что бросил тебя? Я не хотел. У меня не было выбора. Извини.

Я взяла его руку. Она была одновременно и тёплой и холодной, слегка влажной. Я попыталась взять её в свои руки, но его рука безжизненно лежала на колене. Я сжала её, и только тогда, кажется, он заметил, что я держу её.

- Бен, я всё понимаю. Я прощаю тебя.

Я заглянула ему в глаза. Они казались пустыми и безжизненными, как будто видели столько ужаса, что больше не могут со всем этим справляться.

- Я люблю тебя, Бен.

Его голос перешёл на шёпот:

- Поцелуй меня.

Я сделала, как он просил, а когда я вернулась на место, он прошептал:

- Ещё раз. Поцелуй меня ещё раз.

Я поцеловала его во второй раз. Но, хоть, он и просил меня, я не смогла поцеловать его третий раз. Вместо этого я посмотрела на море, на лунный свет на воде, капли дождя на ветровом стекле отражали жёлтый свет от фар, проходящих мимо машин. Мы вдвоём, вместе, держимся за руки.

Такое ощущение, что мы сидели так несколько часов. Бен и я. Смотрели на море. Он внимательно рассматривал воду, как будто ждал чего-то, какого-то ответа в темноте, и молчал. Меня мучили вопросы, зачем он привёз нас сюда, и что он надеялся найти.

- Неужели, и вправду сегодня наша годовщина? - спросила я, но он не ответил. Казалось, что он меня не услышал, и я повторила снова.

- Да, - ответил он тихо.

- Годовщина нашей свадьбы?

- Нет. Годовщина ночи, когда мы познакомились.

Я хотела спросить, когда же мы будем праздновать, и сказать, что это не похоже на празднование, но, думаю, это было бы жестоко.

Оживлённая дорога позади нас затихала, луна была уже высоко в небе. Я уже начала волноваться, что мы просидим здесь всю ночь под дождём, глядя на море. Я подавил зевок.

- Я хочу спать. Может быть, поедем в отель?

Он посмотрел на свои часы.

- Да. Конечно. Извини. Да, - сказал он и завёл машину.

- Мы поедем туда сейчас же.

Я расслабилась. Я хотела спать и боялась этого.


Прибрежная дорога то поднималась, то опускалась, пока мы огибали деревушки. Начали приближаться огни города покрупнее, и уже были чётко видны сквозь влажное стекло. Дорога стала оживлённее. Появился морской причал с пришвартованными лодками, магазинами и ночными клубами, потом мы въехали в сам город. Казалось, что справа от нас были одни отели, с объявлениями о свободных местах на белых знаках, которые качались на ветру. Улицы были очень оживлёнными. Оказывается, не так поздно, как я думала, или это просто город, который не спит и днём и ночью.

Я посмотрел на море. Пирс, который выходил в открытую воду, был залит светом. В конце его располагался парк развлечений. Куполообразный павильон, американские горки и суматоха. Я практически слышала возгласы и крики людей, когда они взлетали над кромешно-чёрным морем.

В груди начало нарастать непонятное беспокойство.

- Где мы? - спросила я. Над входом пирса написаны какие-то слова, но я не могу их разобрать из-за дождевых капель на ветровом стекле.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза