Читаем Прежде чем я засну (ЛП) полностью

Я услышала, как ключ повернулся в двери, и начала паниковать. Он и в правду пошёл покупать шампанское? Или встречается с доктором Нэшем? Я не могла поверить, что он привёз меня в эту комнату, даже не сказав мне. Ещё одна ложь после всех прочих. Я слышала, как он спускается по лестнице.

Заламывая руки, я села на край кровати. Я не могла успокоиться, не могла сосредоточиться на одной мысли. Мозг перескакивал с одной мысли на другую, как будто, в мозгу, лишённом воспоминаний, любая идея занимала слишком много пространства, чтобы вырасти. Вместо этого она просто начинала двигаться, сталкиваться с другими, рассыпаясь дождём искр прежде, чем оставит какой-либо след.

Я поднялась. Я была разъярена. Я не могла смириться с мыслью, что он вернётся, нальёт шампанское и ляжет со мной в одну постель. Так же как я не могла вынести мысль о его коже рядом с моей и о его руках на мне, которые трогают меня, давят, побуждая отдаться ему. Да как бы я смогла, если меня нет и нечего отдавать?

"Я сделаю всё, - подумала я. - Всё, кроме этого".

Я не могу остаться здесь, где разрушили мою жизнь и отняли у меня всё. Я попыталась подсчитать, сколько у меня времени. Десять минут? Пять? Я подошла к сумке Бена и открыла её. Не знаю почему. Я не думала об этом или как быстро я должна всё делать до того, как Бен вернётся, и всё снова изменится. Возможно, я хотела найти ключи от машины, выломать дверь, спуститься по лестнице и выйти на дождливую улицу. Хотя я даже не уверена, умею ли я водить, возможно, я хотела попробовать, сесть в машину и уехать отсюда, далеко-далеко.

Или я, возможно, хотела найти фотографию Адама. Я знала, что они там. Я взяла бы всего лишь одну, а потом вышла бы из комнаты и убежала, а когда бы я больше не могла бежать, я позвонила бы Клэр или ещё кому-нибудь, и рассказала, что я так больше не могу, и попросила бы их помочь.

Я засунула руку глубоко в сумку и нащупала что-то металлическое и пластиковое. Что-то мягкое. И затем конверт. Я вытащила его, подумав, что там могут лежать фотографии, и увидела, что это тот конверт, который я нашла в кабинете дома. Должно быть, я положила его в сумку Бена, когда собиралась, намереваясь напомнить ему, что его так и не открыли. Я перевернула его и увидела пометку "Лично в руки". Не думая, я разорвала его и вытащила содержимое.

Бумаги. Страницы, страницы. Я узнала их. Бледные синие линии и красные поля. Такие же листы, как в моём дневнике.

И потом увидела свой собственный почерк и начала понимать.

Я не прочитала всю свою историю. Она гораздо больше. Больше на многие страницы.

Я нашла дневник в сумке. Сразу я не заметила, но сейчас увидела, что после заключительного листа была вырвана целая секция. Страницы рядом с корешком были вырезаны аккуратно скальпелем или бритвой.

Вырезаны Беном.

Я села на пол, разложив перед собой страницы. Это пропавшая неделя моей жизни. Я начала читать остальную часть своей истории.


***

Первая запись была датирована: Пятницей, 23 Ноября. Тем же днём, когда я встретила Клэр. Должно быть, я сделала её тем же вечером, после разговора с Беном. В конце концов, возможно, у нас и состоялся разговор, который я планировала.

Запись начиналась так:

"Я сижу на полу ванной в доме, в котором, предположительно, просыпаюсь каждое утро. Передо мной лежит дневник. Я пишу, потому что это единственное, что я могу сделать.

Платки раскиданы вокруг меня, пропитанные слезами и кровью. Когда я моргаю, всё вокруг подёргивается красной пеленой. Кровь течёт в глаза так быстро, что я едва успеваю вытирать.

Я посмотрела в зеркало и увидела, что кожа над глазами и губы рассечены. Когда я сглотнула, то почувствовала металлический привкус крови.

Мне хотелось спать. Хотелось найти где-нибудь безопасное место, закрыть глаза и отдохнуть, как животное.

Да я и была им. Животным. Живущим от события до события, ото дня ко дню, пытаясь найти смысл в мире, в котором себя обнаружила".


...

Моё сердце билось с сумасшедшей скоростью. Я ещё раз перечитала абзац, глаза снова и снова возвращались к слову "кровь". Что случилось?

Я начала читать быстро, спотыкаясь о слова, перебираясь от строки к строке. Я не знала, когда вернётся Бен, и не могла рисковать быть застигнутой врасплох до того, как я дочитаю. Может быть, это мой единственный шанс.

...


Я решила, лучше поговорить после ужина. Мы поели в гостиной, держа на коленях тарелки с сосисками и пюре. И когда мы закончили, я спросила, может ли он выключить телевизор. Казалось, ему не хотелось этого делать.

- Мне нужно поговорить с тобой, - сказала я.

В комнате стало слишком тихо, слышно было лишь тиканье часов и шум города вдалеке. Мой голос был глухим и пустым.

- Дорогая, - начал Бен, поставив тарелку на кофейный столик между нами. Наполовину недоеденный кусок мяса лежал сбоку тарелки и горошины плавали в жидком соусе. - Всё в порядке?

- Да. Всё хорошо.

Я не знала, как продолжить. Он посмотрел на меня широко раскрытыми глазами. Он ждал.

- Ты же любишь меня, да? - спросила я. Было ощущение, как будто я собирала доказательства, страховку на случай неодобрения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза