Прежде чем иволга пропоет

Ясногородский исчез. Квартира, в которой он был зарегистрирован, давно пустовала; по словам соседей, он не появлялся последние полгода. Где он жил? Понятия не имею. Леонид Андреевич был достаточно осторожен, чтобы никогда не приводить меня к себе. Его объявили в розыск.

От Степана осталось только фальшивое имя. Меня заставили просмотреть кучу фотографий паршивого качества, с которых на меня глазели хари разной степени омерзительности, но его бледного бесстрастного лица среди них не было.

Октябрина оказалась сумасшедшей. Серьезно. У нее была справка о психическом заболевании, а также деменция, Альцгеймер и еще куча диагнозов, с которыми она не могла бы даже задницу себе вытереть, не говоря обо всем остальном. Точно чертик из коробки выскочила какая-то сиделка – клянусь, я видела ее первый раз в жизни! – которая подтвердила, что готовит и прибирается у бывшей актрисы, причем безвозмездно, исключительно из уважения к ее огромному таланту. Вдобавок ко всему с Октябриной приключилась амнезия: она не узнавала меня, не могла ответить ни на один вопрос и только трясла лошадиной головой, что-то лепеча.

– Ну, с этой все понятно, – сказал следователь, и Октябрину отправили восвояси.

Я быстро убедилась, что никто не был всерьез озабочен раскрытием этого дела. Позже у меня возникло подозрение, что все закрутилось так стремительно не без помощи Ясногородского, и не искали его по той же причине. Что я знала о его знакомствах и возможностях? Ничего.

Дина Чернавина исчезла, ее место заняла человеческая песчинка, попавшая в жернова огромной машины.

Часть вещей, как я сказала, нашли в квартире Октябрины сваленными в кучу в одной из дальних комнат. Портрета Марининой матери среди них не было.

Мне бы проклинать Леонида Андреевича, но я не могла удержаться от горького восхищения. Как хорошо он меня изучил! Ему было яснее ясного, какое решение я приму, он понял это раньше меня. И опередил.

Он давно планировал побег, кое-какие его проекты стали слишком опасными, и я помогла ему поставить точку. Таблетки, которые он мне подсунул, были снотворным. Пока я исходила соплями от жалости к нему, к себе и к Гурьевым, Ясногородский сокрушался, но действовал.

Я думала, что сильнее меня уже ничего не поразит. Что еще могло со мной случиться? Однако я недооценила собственную мать. Прознав о том, что я под стражей, она явилась к следователю, чтобы выполнить свой долг честной женщины и изобличить воровку-дочь. «Эта дрянь сперва обокрала меня, а потом пыталась всучить мне свои грязные деньги!»

Да-да, именно так и сказала. Грязные деньги.

Мать вернула их следователю. «В нашей семье никто никогда не брал чужого!» Она наверняка была в восторге от самой себя в роли праведницы, а что пачка похудела в три раза, так это были последствия усушки и утруски.

Я ничего не стала говорить. Зачем?

Потом был суд. Была домработница Гурьевых, которая кричала, адресуясь непонятно кому: «Я же вам говорила!», хотя никто из семьи не пришел на заседание.

Мне дали три года.

Я старалась не впадать в отчаяние. Лететь мимо черной дыры, как космический корабль. И у меня получалось – до тех пор, пока меня не вызвали в комнату для встреч и я не увидела осунувшееся, но все равно очень красивое лицо Марины, жалко улыбнувшейся мне. Тогда со мной что-то случилось…

Но потом все вернулось на свои места. Все наладилось.

Наладилось, правда.

Честное слово.

Глава 9

Кирилл

Солнце играло на воде, блики сверкали золотыми рыбками, и каждая готова была исполнить его желание. Он спускался к озеру, весело насвистывая, подкидывая моток изоленты, который собирался отдать Чухраю. Моток валялся в коттедже; им с Динкой он не нужен, а хозяин лодочной базы найдет, куда его применить.

На несколько секунд Кирилл задумался, откуда взялась в коттедже изолента.

Под навесом перед хижиной сидели двое мужчин: один чертил на песке веточкой, второй мрачно наблюдал. Кирилл узнал соседей, о которых говорила его подруга.

– Вот тебе медиана, – говорил обладатель веточки, на вид совсем молодой парень не старше тридцати. – От сверхнекомпетентных до сверхкомпетентных.

– Скажи, что ты это только что придумал, – буркнул второй.

– Это придумал Лоуренс Питер.

– «В иерархической системе каждый индивидуум стремится достичь уровня своей некомпетенции», – процитировал Кирилл, подойдя.

– О, понимающий человек! – улыбнулся младший. – Готов поспорить, из той самой иерархической системы.

– Но своего уровня некомпетенции, надеюсь, еще не достиг, – пошутил Кирилл.

Одного из приятелей звали Макар Илюшин, второго Сергей. Они успели обсудить погоду, температуру воды и грибной сезон, когда показался хозяин. Кирилл положил изоленту на верстак, а его новые знакомые начали обсуждать с лодочником, как бы потратить с толком ближайшие два дня. Он задержался, прислушиваясь к разговору.

– …можно, конечно, поехать, – размеренно говорил Чухрай, – но там всегда туристы, даже в ноябре. Ну, Валаам, само собой. Рускеала.

– Это все не то, – помотал головой парень. – Слишком очевидное, если вы понимаете, о чем я.

Кирилл мысленно пожал плечами, но лодочник задумался.