Прежде чем мы проиграем (СИ)

— Поэтому я испытываю к тебе привязанность. Ты — носитель части моего естества, которое очень важно для меня. Когда я вспоминаю об этом, становлюсь осторожным и сдерживаю рвущуюся наружу магию, не желая причинить тебе вред, потому что моё находится в тебе. И недавно я ощутил обожание к этому, наполнился энергией и с помощью неё позволил разбиться зеркалу, устремив поток нашей единой магии в него. Оно сломалось без какого-либо взмаха руки. Как по щелчку, понимаешь?

Гермиона несколько секунд соображала, затем тихо произнесла:

— Если крестраж был наполнен такими чувствами, и часть их досталась мне, а затем переплелась с моей душой, значит… это обожание, что ты чувствовал, вызвано не к куску, что сидит во мне. Твоё обожание относится ко мне, потому что твоя магия уже сплелась с моей — это стало одним целым. Это уже моё, а не твоё.

Том резко бросил на неё недоверчивый взгляд и холодно ответил:

— Я не люблю тебя, Грейнджер.

— Тем не менее, ты позволяешь себе… обожать меня, — приподняв брови, заключила Гермиона, обошла его и направилась к столу, чтобы сесть на стул.

Том опустил голову, подавляя в себе вспыхнувшее раздражение от услышанных слов, затем резко обернулся и дёрнулся к столу, с хлопком упираясь ладонями о поверхность и наклоняясь к растерявшейся на мгновение Гермионе, прожигая звериным взглядом.

— Я не испытываю к тебе обожание, — с расстановкой твёрдо заявил он.

— Ты не можешь даже причинить мне вред…

— Потому что в тебе то, что принадлежит мне!

— Но это уже принадлежит мне, а не тебе!

— Это не принадлежит тебе! — прошипел Том, теряя себя от злости.

Громким гулом в ушах раскатился высокочастотный треск тока. Его затрясло от заколебавшейся магии, призывающей вцепиться в Гермиону и выжать из неё всё волшебство, принадлежащее ему, потому что эти чувства — его чувства, и она сейчас же вернёт их, а затем уйдёт из его жизни, разрушая образовавшуюся привязанность между ними!

Та прекрасно различила настрой волшебника, тут же подскочила со стула, попыталась зайти за стол, но Том опередил её, вцепившись в одежду.

— Прошу тебя, перестань! — испуганно воскликнула она, пытаясь вырваться.

Но тот грубо дёрнул её на себя, не сводя прожигающего взгляда, и сквозь громкий шум тока в ушах услышал отдалённо не свой голос, пропитанный ядовитой угрозой.

— Я же говорил, что убью тебя, Грейнджер…

— Том! Не надо! Прошу тебя, очнись!..

Он не помнил, как отшвырнул её в угол, отчего та больно ударилась затылком о стену, громко простонав. В один шаг настигнув Гермиону, Том впился в съёжившиеся плечи и с силой сдавил. Туманный взор различал только едва шевелящиеся губы, которые что-то кричали, но, главное, пульсировали магией — его магией, и он хотел вернуть её назад. Ничего не соображая, как во сне, он жадно вцепился в них и отдалённо услышал болезненный грудной визг. Гермиона изо всех сил вырывалась, а её истерика превратилась в сдавленные рыдания, солёный вкус которых вскоре оказался на его губах. Он ещё сильнее вдавил волшебницу в стену, жадно прижимаясь губами в проникновенное тепло, закусил и оттянул нижнюю губу, словно пытаясь вырвать не её, а дребезжащую в них недосягаемую энергию. Гермиона подавила сдавленный крик и попыталась отдаться его жесточайшим прикосновениям, уже зная, что лучше проявить терпеливость, которая приведёт Тома к ясному осознанию.

Она попыталась ответить ласково на его жестокость, вонзая дрожащие пальцы в жёсткие густые волны волос, и тот почувствовал приятно жалящую волну удовлетворения, которая начала плавить душу и заставлять обожать эту невероятную отдачу его чувствам. Ему захотелось проникнуться к этим ощущениям, поддаться искреннему трепету, показать своё обожание к волшебству, возникшему между ними. Внутрь залетела невероятная тоска, сжавшая всю бунтующую сущность. Том распахнул глаза, поймал до смерти испуганный взор, тяжело вздохнул от приятного касания к волосам и мгновенно отпрянул от поблёскивающего от слёз лица. Пальцы кое-как разжались и выпустили плечи, а спустя несколько секунд он сам отшатнулся, попятился назад и наткнулся на подлокотник дивана.

— Уходи, — ничего не выражающим голосом произнёс он, лишь дёрнув бровями, и отвернулся, падая на мягкую поверхность, облокачиваясь на спинку и закрывая глаза, пытаясь успокоиться.

В комнате зазвенела тишина, сводившая с ума пробудившееся сознание. Том чувствовал, как внутри стало невыносимо больно и отвратительно. Было так плохо, что в закрытых глазах засверкали звёзды, вскружившие голову, заставляющие выпасть из реальности.

Твою ж мать! Зачем он вышел из себя?!