Прежде чем мы проиграем (СИ)

Это так странно было видеть, как из Тома вырывается непонятный белоснежный шар, который в одно мгновение затмевает всё вокруг ослепительным светом и с протяжным, оглушительным гулом исчезает, растворяясь в ночи. Это было впечатляюще, это было невероятно мощно, и Гермиона в тот момент почувствовала минутную слабость, словно из неё высосали жизненные силы, а затем наполнилась чем-то невообразимо воодушевляющим и победоносным. Ей показалось, она готова повторить то же самое за Томом, если это не обезвредило бы противников.

Но это обезвредило и, наверняка, с печальным исходом.

Гермиона отворачивается к стене, опирается на неё рукой и шумно выдыхает, пытаясь выдернуть этот эпизод из головы.

И как странно, Том даже не помогает в этом, хоть и явно чувствует её отвращение и нервозность.

Выключает душ, встряхивает волосы и хватается за полотенце, чтобы вытереться насухо. С какой-то пустотой в груди и отчуждённым бессилием она встаёт на холодный пол, закрывает на некоторое время глаза, а затем распахивает и вглядывается в своё отражение.

Мерлин, в кого она превратилась?

Отражение насмешливо поднимает уголки губ и дарит ей блестящий, полный воодушевления взгляд, который медленно опускается на острые ключицы, рассматривает бледную кожу шеи и округлость плеч, а затем снова поднимается выше и любуется цветом малиновых губ.

Разве отражение не прекрасное? Разве эта другая и непохожая на её улыбку не красива? Разве она не может гордиться тем, кем она стала?

И становится дальше.

Гермиона оборачивается, хватает одежду и одевается, снова поворачиваясь к зеркалу и наблюдая за каждым движением, и когда с этим было покончено, подходит к двери, отворяет щеколду и выходит в коридор.

Кругом стоит тишина, разве что дождь из приоткрытого окна в гостиной стучит и стучит, кажется, усилившись.

Она оглядывает проход на кухню, догадываясь, что там пусто, заходит в гостиную и останавливается, не увидев там Тома. С мгновение замешкавшись, Гермиона разворачивается и направляется в спальню, приоткрывает дверь и заглядывает внутрь.

— Ты здесь? — тихо произносит она в темноту.

— Здесь, — раздаётся за спиной его голос, Гермиона оборачивается и расслабляет мышцы лица, наблюдая Тома с двумя тарелками в руках. — Тут хочешь или туда пойдём?

— Можно и здесь, — полностью входя в комнату, отзывается она, включая приглушённый свет.

Том обходит её и ставит тарелки на журнальный столик, затем снова покидает комнату и возвращается с двумя чашками чего-то горячего.

— Скажи, что это зелёный чай, — просит Гермиона, присаживаясь на постель.

— Я единственный, кто умеет чувствовать твои желания? — невинно спрашивает Том, ставя перед ней кружку зелёного чая.

Это вызывает в ней искреннюю улыбку, она опускает голову вниз, наблюдая за горячим паром, затем снова смотрит на Тома, который присаживается рядом, не отводя от неё взгляда.

Том — своеобразный человек. Никогда не поймёшь, что он выкинет в следующую секунду: покажет насмешку?.. одарит тёплым взглядом?.. или демонстративно отвернётся, словно всего этого сейчас не было?

Он продолжает смотреть на неё и показывает слабую улыбку, затем медленно опускает ресницы и неторопливо отворачивается, чтобы посмотреть на свою чашку.

— Зелёный чай не рекомендуют на ночь, — так легко произносит он, словно они обычная семья, которая собралась поужинать перед сном.

— Тем не менее, ты сделал именно зелёный.

Том снова поворачивается к ней, берёт чашку и делает глоток.

— Я не спал два дня, а ты без сил. В этой ситуации он будет полезен.

Гермиона ничего не отвечает, притягивает к себе тарелку и принимается за еду.

В тишине они проводят поздний ужин, который показался Гермионе идеальным: чувствуя себя необычно в такой обстановке, как поздняя трапеза с Томом, она напрочь забыла о проблемах и предстоящем разговоре, с аппетитом доедая рожок мороженного после горячего грибного супа. Но этой идиллии когда-то должен был прийти конец.

Том медленно отклоняется от стола, суёт руку в карман и достаёт две сигареты, протягивая одну из них ей.

Гермиона отрицательно качает головой, закидывая ноги на кровать, откидывает влажные волосы назад и с удовольствием ложится на подушку, желая спокойно уснуть после того, как живот оказался набитым.

— Как церемония? — спрашивает Том таким голосом, словно говорит о прошедшей прогулке.

— Очень… внушающе, — в тон ему отвечает Гермиона и тяжело вздыхает. — Много незнакомых людей, все в чёрном — праздник, не иначе.

Том ярко улыбается, слыша в её голосе сарказм, выпускает струю антрацитового дыма и сквозь улыбку отвечает:

— Завещание было на церемонии?

— Завещание? — чуть хмурится, а затем переводит задумчивый взгляд на свои ноги, понимая, что об этом даже не подумала. — Нет, завещание не оглашали. Думаешь, там есть что-то интересное?

— Неужели ты сомневаешься в том, что Дамблдор не оставил миллионы подсказок Поттеру, чтобы он довёл начатое до конца?

— Я не думала об этом, — признаётся и снова смотрит Тому в непроницаемые глаза. — Если это так, то как быть?