Прежде чем мы проиграем (СИ)

Перед собой она увидела невероятно красивое лицо, настолько ровное и божественно завораживающее, что на несколько секунд её зубы перестали стучать, а пальцы наконец почувствовали прохладную землю — оказывается, она уже сидела на земле и сжимала горстями мокрую траву, вырванную с землёй. Случайно она поймала себя на мысли, что меланхолично сжимает и сжимает эту грязь, но вдруг резко всё оборвалось и ничего не видящие глаза жадно уставились в антрацитовый блеск, в котором, казалось, был заключён весь этот бесполезный и несчастный мир. Казалось, свет из глаз аж клубил столбами густого чёрнеющего дыма над кипящей лавой, в которой Гермиона слёзно желала раствориться. Тонкие губы как-то странно, но очень изящно изгибались, очевидно, что-то шепча ей, но Гермиона тонула в других звуках, которые оглушили ей все мысли и призывали всё время умолять и плавиться. Зубы снова задрожали, произвольно застучав в бешенном ритме, а пальцы, погрязшие в мокрой земле, потянулись к божественно сияющему среди всех серых тонов лицу, желая прикоснуться к чему-то поистине прекрасному, подавляющему настолько сильно, что в ту же минуту хотелось припасть.

Гермиона не могла справиться с собой, она даже далеко не думала об этом. Она просто желала сгореть.

Распознав среди неразборчивых пятен тонкие губы, она жадно потянулась к ним, но они почему-то постоянно отдалялись и стали казаться неуловимыми, пропадая в своём очертании и постоянно теряясь из вида.

Тепло просачивалось сквозь неё, оставляя неизгладимые шрамы повсюду, но этого было слишком мало. Хотелось ещё и ещё.

Она не поняла, что произошло снова, но мир второй раз начал разбиваться на осколки и с грохотом падать вниз, как падают провода высокочастотного тока, оглушая всё вокруг. Невыносимый и пугающий шум заставил резко вздрогнуть, и зубы снова замерли, переставая на некоторое время стучать, а после где-то вдалеке потонули последние искры тока, оставляя за собой тишину, которую тут же пронзил пьянящий голос:

— Тише-тише, — ласково и нежно режа слух так, что Гермионе показалось — сейчас из ушей польётся кровь. — Не стучи зубами, не надо… Гермиона, всё в порядке… Я рядом…

Но Гермиона ничего не понимала из услышанного, она лишь умоляла изрезать её вновь.

— Гов-вори-и, гов-вори-и, — сквозь дрожь зубов еле выговаривала она, меланхолично покачиваясь и закатывая глаза. — Д-дай мн-не…

Тонкие губы, которые она долго пыталась схватить, даже не улыбались — она пыталась просить их улыбнуться, только почему-то её желания не выполнялись.

Пальцы снова устремились куда-то вперёд, Гермиона видела свои руки размытыми пятнами, но они не могли ни за что ухватиться, после чего внутренности стало заполнять отчаяние.

— П-прошу…

— Остановись, — слишком глухо прозвучал волшебный голос рядом. — Мне уже слишком тяжело…

— Н-не от-твергай, — провыла та, предпринимая попытку снова вцепиться в исток волшебства, разрывающего на части всю сущность Гермионы своей мощью.

И на этот раз у неё почему-то получилось.

Пальцы ухватили что-то тёплое, наполненное энергией, с дрожью стали притягивать к себе, а после, как удар молнии, в неё что-то вцепилось, и невозможные, нескончаемые потоки тепла стали нанизывать её словно на какие-то спицы — больно и в то же время желанно протыкая насквозь.

Казалось, то самое величие, которым она безумно восхищалась, стало разрывать её на части, больно сжимая, стискивая, сдавливая и ломая, как хрустальную вазу. Сквозь безудержно стучащие зубы, Гермиона пыталась что-то вдохнуть, и из её глаз рекой потекли слёзы, как только губы почувствовали что-то жгучее и невыносимо манящее, наполненное невозможным волшебством. Она с упорством пыталась вцепиться в чужие губы, но стучащие зубы плохо позволяли это сделать, и лишь когда чужая рука с силой дёрнула её за волосы, Гермиона на мгновение замерла и почувствовала, как тонкие губы впились в её, не позволяя зубам снова затрястись.

Они были слишком нежными и пьянящими, вызывающие дикий восторг и удушающий трепет, — в них хранилось столько тепла, что в ту же секунду хотелось забыться и исчезнуть в небытие.

И в третий раз мир стал рушиться мозаикой, оставляя за собой невероятно ослепительный свет, лучами прожигающий насквозь. Привыкнув к нему, Гермиона смутно различила, что он исходит из зрачков, обрамлённых затянутыми антрацитом. И, не найдя в себе сил противостоять превосходящему величию и упиваться пронизывающей до боли магией, Гермиона ослабла, наблюдая, как белоснежная нить прерывается, исчезая на тонких губах.

Весь мир померк, превратившись в чёрный сгусток, дурно пахнущий контролируемым кем-то волшебством, и лишь два ярких ослепительных пятна, словно прожигая её насквозь, пристально следили за ней.

Не было сил не то чтобы подняться, а даже поднять голову, чтобы лучше видеть волшебника напротив.