Прежде чем мы проиграем (СИ)

Он источал что-то невероятно мощное и захватывающее, казалось, из него вот-вот готовы просыпаться белоснежные искры, однако минуты шли, а ничего не происходило, лишь воздух продолжал быть слишком горячим и плотным, словно предвещая грозу, а силуэты деревьев наконец стали различимы, как и вихри кудрявых волос, спадающих на лицо, которое она не видела, казалось, множество лет, а сейчас не могла не восхититься увиденной красотой и очарованием.

Сделав какой-то неумелый вздох, Гермиона пошевелила липкими от грязи пальцами и остановила последние попытки невольно задрожать зубами.

— Прекратилось?

Нет, голос продолжал околдовывать и заставлять нервно постукивать зубами. Гермиона поднесла ладонь ко рту и осторожно прикоснулась, словно это поможет унять дрожь.

Риддл повернул голову куда-то в сторону, словно прислушиваясь к окружающим звукам, но кругом стояла тишина, и, убедившись в этом, снова повернулся к ней.

— Дай руку, — шёпотом произнёс он, протягивая ладонь.

Гермиона отпустила губы, позволяя зубам дальше постукивать в непонятном ритме, медленно взялась за ладонь и вздрогнула, как от удара тока, который реально, казалось, прошёл сквозь неё, принося одновременно боль и странное удовольствие.

Том поднялся с колен, осторожно потянул на себя Гермиону, пытаясь поставить её на ноги, и ей показалось, что она стала парить над землёй — она ничего не чувствовала и не понимала, как стоять и держать равновесие. Стоило Тому ослабить хватку, как та тут же начала ускользать вниз, а после тихо засмеялась, не понимая, что вообще происходит с ней.

— Находишь это смешным?

— Н-не знаю, что бы я д-делала на твоём месте, — улыбчиво выдохнула та.

Она почувствовала чужую частицу чего-то ласкового и необъятно трепетного, и ей захотелось устремиться на мягкую траву, закрыть глаза и пропасть в нежнеющей неге, тихонько посмеиваясь.

Кажется, она невольно радовалась, что чужие эмоции и чувства вновь пронзали её, и стало казаться, что этой части настолько сильно не хватало, что теперь и дня она не сможет прожить без этого.

А Том ей слабо улыбался, мерцая в темноте белизной магии, осторожно прислоняя её за плечи к дереву.

— Ты изменилась, — его уголок губ дрогнул, а глаза странно сверкнули.

— Плохо выгляжу?

— Я о твоей душе.

Гермиона ответила не сразу, задумчиво посмотрев перед собой. Перед глазами пролетели долго тянущиеся дни одиночества, и на фоне привязанности, эмоционального сближения и совместного времяпровождения в съемной квартире Тома это всё казалось каким-то ужасным сном, которому пришёл конец. В чёрном сгустке одиночества не было ни одного проблеска света, отчего темнел образ призрачно светлой натуры, превращаясь в чёрствость и сухость.

Изменилась ли она?

Несомненно, да. И ей казалось, что так многим лучше, потому что с тех пор Гермиона любому способна сказать “нет”. Куда-то исчезла вселенская жалость, ярое желание помочь или сострадание, которое ранее она испытывала ввиду каких-то потерь и неурядиц. Всё стало настолько тусклым и безразличным, что было плевать даже на эти изменения. Просто так ей было свободнее и лучше. Так она видела своё преимущество даже перед друзьями, зная, что когда-то ей это поможет.

Где-то глубоко внутри она готовилась к чему-то необычному, и у неё было не так много времени, чтобы подготовиться к тому, на что согласилась, дав обещание Долохову. И если сейчас она была совсем не готова, не допуская мысли о том, что когда-то придёт время воспользоваться тёмной магией, то всё точно вело к тому, чтобы однажды вспомнить об этом и принять эту мысль. Долохов был уверен, что присутствие Риддла в этом очень сильно поможет.

С этих пор Гермиона не собиралась отступать от Тома даже на шаг.

Он смотрел на неё с каким-то превосходством, а теплящиеся частички магии ощущали его довольство. Очевидно, то, что он в ней разглядел, приносило некоторое удовлетворение. Он совсем не был разочарован — напротив, наполненный мощью, он чуть ли не сверкал, как самая яркая звезда на небе, приготовившаяся взорваться, осветив всё обжигающим белоснежным светом.

— Изменилась, — подтвердила Гермиона, поднимая голову выше. — Давай ещё раз поможешь мне встать.

Том наклонился к ней, ухватил за плечи и аккуратно поставил на ноги, и в этот раз Гермиона почувствовала землю, осторожно сделала шаг и с облегчением поняла, что может стоять на ногах. Том сделал полшага назад, но та тут же вцепилась в его плащ, обхватила руками и крепко обняла. Грудная клетка Тома задрожала от неслышного смеха, а ладони мягко прижались к её спине.

— И что это за проявление нежности?

— Ты нормальный? Вообще-то я скучала, — деланно хмуро отозвалась Гермиона, слегка отпрянув.

— Я заметил, — с сарказмом отозвался тот, отчего Гермиона почувствовала, как заливается краской.