Пусто на душе хотя бы по той причине, что видел не ту жизнь, о которой грезил каждый раз, просыпаясь ранним утром, одеваясь и воодушевлённо составляя планы на предстоящий день или перебирая в голове ожидающие дела. Том видел себя окружённым красивыми людьми, талантливыми и имеющими прекрасную репутацию в обществе. Он сверкал и переливался бы среди них, как самый яркий и привлекательный бриллиант в кругу поблёскивающих изумрудов, выделяясь своими способностями, умениями, знаниями и манерами. Его должны были признать волшебники, увидеть в нём важность и ценность, уникальность ума и огромный потенциал. К нему тянулись люди, очарованные красноречивыми словами, выразительными взглядами и приятным тембром голоса. Любили и уважали, восхищались и восторгались.
И в какой момент он свернул с дороги? Когда стал ломать себя и свой путь, поддаваясь безумству и безмозглости? Откуда начинался отсчёт превращения из юноши, обладающего всеми задатками стать частью магической истории, строя идеализированный мировой порядок, в мужчину, растерявшего свои мечты и желания, исказив их до неузнаваемости, поддаваясь слепой ярости от подбитой самооценки… или чего?
Неумение или нежелание признавать свои же ошибки, наверное, ещё сильнее помрачили ум, наотрез отказываясь воспринимать простую истину. Да, она могла быть неприятной, жестокой и разрывающей душу на части, заставляя чуть ли не вывернуться от ошеломления и омерзения наизнанку. Но разве нелогично принять это и по необходимости искать выход из ситуации, а не глупо беситься только потому, что не знаешь, что с этим делать?
Тонкие губы расплылись в слабой насмешливой улыбке. Как же легко было рассуждать без лишних оглушительных чувств, особенно, ясно осознавая, что осуждает Волан-де-Морта за те же ошибки, которым поддаётся сам. Вспомнилось, как ненависть и злость разрывали душу на щепки от одной единственной мысли — крестраж обсчитался, наделяя Гермиону энергией, стремящейся теперь вернуться назад. Конечно, он не мог знать, что такое возможно, но почему не допустил мысль, причём вполне разумную? Множество дней Том сгорал от давящих чувств, замыкающих в кругу ненависти и жажды, каждый раз склоняя чашу весов то в одну, то в другую сторону. И сейчас он отдалённо стал осознавать, что баланс возможен там, где вспыльчивость и импульсивность оставят в покое, а разум воспримет истину, как простой факт, и в его силах только думать, что делать с этим, а так же со временем, данным ему на любые решения, которые он примет. Разумно ли корить себя за оплошность крестража? Разумно ли злиться и сгорать от того, что произошло, понимая, — назад не вернуть? Имеет ли смысл дёргать нервы переживаниями и тревожностью, явственно осознавая, — это не выход из ситуации, а эмоции, какими бы они ни были, проблему не разрешат?
Посмотрев вдаль и немного сощурив глаза, Том вспомнил поведение Гермионы, сумевшей смириться с положением вещей. Выходит, в данной ситуации она поступает разумнее его, не позволяя себе злиться и впадать в истерики? Она молча и терпеливо выискивает решение проблемы, использует отпущенное время рационально и, может быть, когда-нибудь это будет плодотворно, пока он бездумно выражает гнев на всё, что попадается под руку.
Том остановился и немного склонил голову в сторону, понимая, что сейчас обнажает внутри себя настоящие и совсем неглупые умозаключения. Он тратит время понапрасну, злясь и укоряя за непредусмотрительность. Конечно, это не значит, что следует пустить всё по течению реки, нет, — он привык держать в руках и контролировать свою жизнь. Но очень глупо не распоряжаться тем, что упало само на голову. Да, раздражали странные чувства за эти дни, а особенно хотелось раздражаться от них сейчас, когда правда неожиданно всплыла на поверхность, ожидая каких-то действий. Но если взглянуть на это с другой стороны? Что он теряет и что приобретает?
Том приобрёл силу, которую не объяснишь даже в сравнении с чем-либо. Внутри блуждают волны необычайного тепла, нежно обжигая нервные волокна, проникая в каждую клеточку тела, и только сегодня он узнал, что сущность Гермионы, переплетённая с собственной, способна проворачивать удивительные вещи. Магия наполняла чем-то взрывным, мощным, неукротимым и, казалось, непобедимым. В соприкосновении настигали уверенность, устойчивость, властность и твёрдость. Именно тогда Том чувствовал истинную значимость, её реальную глубину, и то, что может сыграть немаловажную роль в истории всего мира. Хоть кто-нибудь обладает подобным? Ну, хоть кто-нибудь может похвастаться той магией, что способна вырываться изнутри и крушить врагов на своём пути бесконтрольно и своевольно, обнаружив опасность? Это было подобием молний, бушующих внутри и в нужное время вырывающихся наружу.