Прежде чем мы стали чужими

Мы встретились без малого пятнадцать лет назад, когда я въехал в комнату рядом с твоей в общежитии Нью-Йоркского университета.

Ты называла меня – мой быстродруг. Мне хотелось думать, что я был чем-то большим.

Мы жили в постоянном восторге от поисков себя в музыке (ты с ума сходила по Джеффу Бакли), в фотографии (я не мог перестать снимать тебя), в прогулках по парку на Вашингтон-сквер и во всех прочих странных занятиях, которыми мы пытались заработать на жизнь. Я узнал о себе за этот год больше, чем за все предыдущие.

А потом все это рассыпалось. Мы потерялись тем летом после окончания. Я уехал в Южную Америку работать на Нэшнл Джиогрэфик. А когда я вернулся, ты исчезла. Я до сих пор задаю себе вопрос, не переборщил ли я с этой свадьбой…

Я больше не встречал тебя, но месяц назад… Была среда. Ты раскачивалась на каблуках, стоя на желтой линии по краю платформы метро, в ожидании поезда на линии F. Я не сразу узнал тебя, а потом было слишком поздно, и ты исчезла. Опять. Но ты назвала мое имя – я прочел это по твоим губам. Я пытался остановить поезд силой воли. Хотя бы чтобы сказать тебе – привет.

После той встречи все чувства и воспоминания юности нахлынули на меня, и весь этот месяц я только и думаю, где ты и как ты живешь. Наверно, я окончательно спятил, но не хотела бы ты встретиться, немного выпить и обсудить прошедшие полтора десятка лет?

М.

(212)-555-3004

Потрясенно раскрыв рот, я перечитала сообщение про себя три раза.

– Миссис Портер, это письмо действительно вам? Вы знаете этого М.?

– Да, – ответила я дрожащим голосом. Мои глаза наполнились слезами. Я обняла его. – Спасибо тебе.

– Ух ты, круто! Я никогда не думал, что эти объявления работают. Здорово, что у вас есть это тату. Вы ему позвоните?

– Наверное. Эли, я страшно тебе признательна, но мне надо бежать. Можно мне взять объявление?

– Конечно. Оно же ваше.

Я благодарно улыбнулась ему сквозь слезы, подхватила свои вещи и побежала по лестнице к выходу, чтобы позвонить Тати.

Она ответила с первого гудка:

– Алло?

– Привет, ты занята?

– Я в салоне, – сказала она. Вскоре после окончания колледжа Брендон бросил ее. Она немедленно очень коротко остриглась, выкрасила волосы в угольно-черный цвет и ходила так все пятнадцать лет. Думаю, это был своего рода зарок. После Брендона у нее не было никаких постоянных отношений, за исключением ее парикмахера.

– Можно я приду прямо туда?

– Конечно. А что стряслось? Ты как-то странно говоришь.

– Да нет, – ответила я, тяжело дыша.

– Ладно, давай приходи.

Помните спортивную ходьбу? Когда-то в восьмидесятых было такое краткое массовое увлечение? Такой странноватый способ быстро ходить, виляя бедрами из стороны в сторону. Оно до сих пор включено в олимпийские виды спорта.

Так вот, я промчалась этой спортивной ходьбой шесть кварталов с такой скоростью, что могла бы выиграть золотую медаль.

Я влетела в салон и обнаружила Тати, сидящую в первом же кресле, в черной парикмахерской накидке. Ее голова была покрыта фиолетово-черной краской и укутана в целлофановую шапочку, а парикмахер делал ей массаж плеч.

– Я в процессе, – сказала Тати, указывая на свою голову.

– Привет, – сказала я парикмахеру. – Я могу это поделать.

Девушка улыбнулась и ушла. Я встала у Тати за спиной и стала разминать ей плечи.

– Ой, потише, твои виолончельные лапы слишком грубые, – взвыла она.

– Да помолчи ты, мне надо с тобой поговорить.

– Ну так говори.

– Он хочет со мной встретиться.

– Ты о чем?

Я рассказывала Тати про то, как встретила Мэтта в метро, но это было два месяца назад.

– Прочти, – сунула я ей листок бумаги.

Через секунду она начала всхлипывать.

– Ты что, плачешь? – спросила я у нее из-за спины.