Прежде чем мы стали чужими

– Наверно, это гормональное. Все это так грустно. Почему мне кажется, что он напрочь забыл, как все было на самом деле?

– Не знаю.

– Грейс, позвони ему. Вот прямо сейчас иди домой и позвони.

– И что сказать?

– Просто поговори, чтобы понять, в чем дело. Ты все почувствуешь. Мне кажется, это похоже на прежнего Мэтта, того, вдумчивого и глубокого.

– И мне тоже, правда?

Она выскочила из кресла, посмотрела на меня и указала на дверь:

– Иди сейчас же.

21. Я искал тебя во всех других

МЭТТ

Во вторник, спустя несколько недель, как я повесил письмо для Грейс на Крейгслисте, я шел к рабочему зданию от метро, и мне позвонил мой восьмилетний племянник. Он хотел спросить, не стану ли я спонсором его участия в спортивном пробеге. Я любил малыша и ответил, что стану с радостью, но только я хотел повесить трубку, как к телефону подошла его мать.

– Маттиас, это Моника.

– Привет. Как Александр?

– Отлично. Вкалывает, как собака, оставляя позади всех партнеров. Все как всегда. Ты же его знаешь.

– Ну да, – ответил я с некой горечью. – Ну а ты? Как жизнь в Беверли-Хиллз?

– Маттиас, оставь ты эту фигню.

– В чем дело, Моника?

– Мне позвонила Элизабет. Она сказала, что у них с Брэдом будет ребенок.

Моя невестка могла бы выиграть любой чемпионат по метанию мяча по яйцам.

– Да, я в курсе. Я имею честь работать с этими козлами каждый день.

– Она восемь лет была мне сестрой, Маттиас. Тебе не кажется, что я имею право знать?

Я засмеялся.

– Да вы даже не дружили толком, так что называть ее сестрой просто смешно. И это она меня бросила, помнишь?

– Сам ты козел. Она бы не ушла от тебя, если бы ты не был так зациклен на Грейс.

– Грейс не имеет никакого отношения ни к моему браку, ни к моему разводу.

– Ну да, конечно. Элизабет говорила, ты так и не избавился от ее фотографий.

– Я никогда не избавлялся ни от одной своей фотографии. С чего бы? Я фотограф. Грейс была сюжетом многих моих ранних работ. Уж кому об этом знать, как не Элизабет. Почему мы с тобой вообще это обсуждаем?

– Я хотела убедиться, что она получит наш подарок.

– Почтовый сервис тебе в помощь. Она все еще проживает в нашей старой квартире. Знаешь, в той самой, что я оставил ей, чтобы она могла вить гнездо и заводить детишек со своим приятелем.

– Мужем, – поправила она.

– Пока, Моника. Передавай Александру привет.

Я отключился, глубоко вздохнул и в сто десятый раз на этой неделе задал себе вопрос, что же за херня происходит с моей жизнью.

Придя на работу, я застал Скотта заваривающим кофе в комнате отдыха.

– Ты получил какой-нибудь ответ на свой пост? – спросил он.

– Не-а, только несколько милых дам предложили стать моей зеленоглазой голубкой.

– Балда ты. В чем твоя проблема? Воспользовался бы ситуацией. Она, может, никогда не увидит того письма, но это не значит, что она единственная зеленоглазая голубка в округе, – и он захлопал на меня ресницами.

– То-то и оно. На пути сюда я думал о своей жизни.

– Ого…

– Нет, послушай. У нас с Моникой, моей самой первой подружкой, были такие дурацкие отношения, когда все фальшиво, все напоказ – только чтобы произвести впечатление друг на друга и окружающих.

– Ну и что такого? Вы были молодыми.

– И то же самое было с Элизабет, по крайней мере сначала. Мои отношения с Моникой задали тон моему браку с Элизабет. А когда дошло до реальной жизни, мы этого не вынесли. А с Грейс такого не было. Никогда. С ней все было по-настоящему.

– Так вокруг есть другие Грейс.

– Так нет, старик. Я же тебе говорю. Мы просто встретились в неправильный момент. Прошло пятнадцать лет, а я все думаю о ней. Я был женат на другой, на умной, красивой женщине, но иногда я думал о Грейс и о том, как было бы, останься мы с ней вместе. Я мог заниматься любовью со своей женой и думать о Грейс. Понимаешь, какая херня?

– «Заниматься любовью»? Мэтт, это так трогательно, – ухмыльнулся он, стараясь не заржать.

– Не выпендривайся.

– Я только говорю, что тебе пора начать жарить цыпочек. Ты и так затянул. Никаких больше «занятий любовью». Считай, это доктор прописал.

Он хлопнул меня по плечу и вышел.

Позже на неделе в мою кабинку зашла Элизабет. Я, откинувшись в кресле, играл в «Энгри Бердс».

– Мэтт?

Я поднял глаза. В развевающемся платье для беременных, обнимающая руками выпуклость живота, она выглядела как сама Мать Земля. Элизабет была красива естественной, природной красотой. Простые черты, простые русые волосы, хорошая кожа и легкий солнечный румянец круглый год. Отвратительной в моих глазах ее сделал характер и то, с какой легкостью она предала наш брак.

– Чего?

– Мне казалось, тебе надо отредактировать примерно тысячу фото?

Я снова сфокусировался на верещащих птицах.

– Уже. Сдано.

Уголком глаза я отметил, что она уперла руку в бок, как суровый родитель. Ее терпение явно было на исходе. Но мне было плевать.

– А ты не мог сначала послать их мне?

Я взглянул на нее и снова вернулся к айфону.

– Ой, Лиззи, только подумать, как ты высоко забралась, а? – Я никогда не называл ее так. – Воображаешь, что ты теперь мой босс?

– Мэтт. Я с трудом выношу этот наш раздрай.