Мы подошли к 80-м годам. Думаю, доктор Престон действительно считал себя вправе брать у детей то хорошее, что они имели, и отдавать платежеспособным пациентам, которые в этом нуждались. Наверно, он считал, что это облагораживает человеческую природу. В каком-то смысле это было объединение лучшего с лучшим — чистая детская кровь, с одной стороны, и деньги, власть, положение — с другой. Ведь только у тех, кто обладал деньгами, властью и положением, были средства, чтобы купить чистую детскую кровь, которую в народе прозвали «Престонской кровью» и которая была абсолютно свежа и здорова, потому что брали ее у самых-самых маленьких.
«Здесь, как и во всех остальных областях медицины, речь идет о потребностях пациента, — любил говорить доктор Престон. — Вспомните, сколько вы слышали историй о том, как люди заражались СПИДом после обычного переливания крови. На больницы больше полагаться нельзя. Никогда не знаешь наверняка, что за кровь они перекачивают в твои вены. Такая неопределенность — не для вас. — Понизив голос, он продолжал: — Вы должны всегда иметь при себе собственную кровь!»
И величавая фигура в белом халате снова появлялась там, где играли и жили маленькие дети: в больших городах, на улицах, возле школ, в трущобах и на помойках.
«Чистая и незараженная кровь, — говорил доктор Престон. — У них она есть, мы в ней нуждаемся. Это не причиняет им никакого вреда. Разве что легкая бледность и туман в голове после того, как мы сцеживаем кровь. Некоторые боятся, что будет больно. Некоторые зовут своих мам. Некоторые спрашивают, почему свет так ярко светит в глаза. Но я обнимаю их. Я крепко их обнимаю».
Люди боготворили его большие белые ухоженные руки; лишь только он прикасался к новорожденным младенцам, те тотчас переставали плакать и засыпали.
После того как Анни исчезла, мы с Жюли получили от нее две телеграммы.
Первая пришла в тот день, когда мы узнали, что на борту самолета, следовавшего из аэропорта Ньюарк в Осло, Анни нет и что она, видимо, до сих пор находится в Нью-Йорке.
В квартире Жюли зазвонил телефон, мы услышали звонок в тот момент, когда поднимались по лестнице, возвращаясь из аэропорта; запыхавшись, мы помчались к двери.
Жюли взяла трубку.
Женщина на другом конце провода сказала, что хочет поговорить с Жюли Блум.
— Это я, — ответила Жюли.
Женщина сообщила, что перед ней лежит телеграмма от Анни Блум из Нью-Йорка, и предложила зачитать ее вслух.
— Спасибо, — поблагодарила Жюли.
— Вы меня хорошо слышите? — спросила женщина.
— Да, — ответила Жюли.
— Хорошо, — сказала женщина. — Зачитываю текст телеграммы.
— Слушаю.
— «АННИ ОСТАНЕТСЯ ЗДЕСЬ», — прочитала женщина.
— Это все? — спросила Жюли.
— Все.
На следующий день телеграмма пришла по почте: «АННИ ОСТАНЕТСЯ ЗДЕСЬ».
— Ну что ж, — говорит Жюли. — Пусть поступает так, как считает нужным, она ведь взрослая женщина.
— У которой не все в порядке с головой, — добавляю я.
— Мы не можем заставить ее вернуться домой, если она сама того не хочет, — отвечает Жюли. — Мы не можем заставить ее что бы то ни было делать. Она взрослая женщина.
— У которой не все в порядке с головой, — повторяю я.
Спустя четыре недели в квартире Жюли снова раздается звонок. Еще одна телеграмма. Раньше телеграммы всегда приносили на дом, а теперь их зачитывают по телефону, хотя это далеко не одно и то же. Я вообще думаю, что сейчас мало кто посылает телеграммы и у этой женщины, что нам звонит, наверняка не слишком много работы. Итак, звонит телефон:
— Это Жюли Блум?
— Да.
— У меня для вас телеграмма от Анни Блум из Нью-Йорка, — говорит женский голос.
— Слушаю.
— Это я зачитывала вам прошлую телеграмму четыре недели назад.
— Спасибо.
— А эту прочитать? — спрашивает женщина.
— Читайте, конечно.
— «АННИ ХОЧЕТ ДОМОЙ».
— И все? — спрашивает Жюли.
— Все, — отвечает женщина.
— Спасибо, — говорит Жюли.
— А кто такая Анни?
— Что? — удивленно переспрашивает Жюли.
— Кто такая Анни, которая хочет домой?
— Моя мать, — отвечает Жюли.
— Понятно.
— Всего хорошего, — говорит Жюли. — Спасибо.
— Что вы, не за что, — отвечает голос. — Надеюсь, все будет хорошо.
На следующий день телеграмма номер два лежит в почтовом ящике. Я кладу ее вместе с первой перед собой.
«АННИ ОСТАНЕТСЯ ЗДЕСЬ».
«АННИ ХОЧЕТ ДОМОЙ».
Я смотрю на Жюли, качая головой.
— Знаешь, Жюли, — говорю я. — Что-то мне это не нравится.
По нашим подсчетам, Анни должна прилететь в ближайшие дни, поэтому каждое утро мы по очереди ездим встречать ее в Форнебу.
В первый день ее нет, во второй — нет, в третий день история повторяется, но на четвертый Анни прибывает в Осло. На самолете SK911 из аэропорта Ньюарк. На четыре недели и четыре дня позже, чем мы думали. Но все-таки прибывает.
Я не сразу узнаю ее. Я совсем не узнаю ее.