Прежде чем ты уснёшь

Анни уходит на кухню за кексом. Я остаюсь в коридоре. Глаза у меня слезятся. Не хочу, чтобы она заметила. Я иду в гостиную, усаживаюсь на стул. Вытираю глаза. Не помогает. Из глаз течет и течет. Если я пробуду здесь еще чуть-чуть, то во мне откроется дыра, через которую я вся вытеку на пол. Всхлипывая, я оглядываюсь по сторонам — снимков стало еще больше. И все детские. Они прикреплены к стенам, к оконным рамам, даже на столе лежит маленькая стопка снимков, которые недавно пришли по почте. Анни еще не успела вынуть их из конвертов. Я встаю со стула и принимаюсь рассматривать фотографии. Взгляд останавливается на одной, с которой улыбается маленький мальчик в рваных зеленых штанишках. Рубашки на нем нет, грудь — тощая, волосы — черные и взъерошенные, а через плечо висит огромное ружье. «Они обещали ему Царствие Небесное, мы же можем пообещать ему только место в вашем сердце».

Я не слышала, как подошла Анни. Она бесшумно подкралась сзади. И внезапно очутилась у меня за спиной. Дотронулась до меня. Я вздрогнула. Темные очки упали на пол. Я обернулась. Взмахнула рукой, чтобы ударить. Никому не позволю подкрадываться ко мне таким образом.

— Карин! Ты что! — Анни загораживает лицо.

Я опускаю руку. Смотрю в пол. Поднимаю очки и надеваю их.

— Ты меня напугала… Я не хотела…

— Да я сама перепугалась, — тихо отвечает Анни.

Она смотрит на меня. От этого взгляда мне снова хочется размахнуться и стукнуть, стукнуть по этому разваливающемуся на кусочки лицу, мне хочется треснуть по нему с такой силой, чтобы оно снова стало знакомым, чтобы прекратить это бесконечное мельтешение.

— Я кекс принесла, — говорит Анни. — И чаю приготовила — вдруг захочешь, на кухне стол накрыт. Может…

Я опускаю глаза. В пальто жарко. Пот течет по спине. Да еще шапка, шарф и свитер под пальто. Темные очки. Надо идти. Не могу больше.

— Нет, Анни, — говорю я. — Мне надо идти. Может быть, в другой раз.

* * *

Я называю его Эдвином. Может быть, его зовут как-то по-другому. Хотя, на самом деле, это роли не играет — если я говорю, что его зовут Эдвин, значит, так и есть.

Было лето, я шла через Дворцовый парк.

Я возвращалась от Анни. Стараюсь бывать у нее как можно реже. Особенно летом. Слишком жарко. Четыре шерстяных свитера, пуховик, военные штаны, старый шлем, который я отыскала на антресолях, зеркальные очки и шарф. Все равно не помогает. Каждый раз начинает рябить в глазах.

Так вот. Иду я через Дворцовый парк. Мне хочется поскорее вернуться домой, принять прохладную ванну, забыть о том, что было, — и тут я вижу его. Эдвина.

Он сидит под деревом на траве и играет с маленькой девочкой лет трех-четырех. Они катают друг другу белый мячик. У девочки темные локоны, короткое белое платье, я издалека слышу ее тоненький смех. Они находятся в каком-то своем особенном мире, Эдвин и эта девочка.

И никого вокруг не замечают.

Они катают друг другу мячик.

И не замечают вокруг никого, в том числе меня.

Я останавливаюсь за деревом немного поодаль и смотрю на них. Иногда он протягивает к ней руки, и тогда девочка бросает мяч, ложится на траву и катится к нему, как будто бы она мячик, — катится прямо к нему в обьятия.

Руки у Эдвина большие. Как ветви у дерева.

Я бы с удовольствием забрала к себе домой и Эдвина, и девочку.

Привет! Э-эй, а вот и я!

Но они меня не замечают. Они слишком поглощены своей игрой.

Теперь мячиком будет Эдвин. Он ложится на траву и катится, а девочка смеется, смеется взахлеб — как будто кто-то щекочет ей животик.

Постояв еще немного за деревом, я почувствовала, что совсем изнемогаю от жары в своих толстых свитерах. Я снимаю с себя шлем, шарф и темные очки.

Выглядываю из-за дерева.

Привет! А я уже здесь!

Но Эдвин и девочка ничего не замечают, они видят только друг друга.

Я снимаю пуховик, свитера, военные штаны.

Э-эй, привет! Ну что, теперь-то вы меня видите?

Ноль внимания. Они меня не замечают.

Я снимаю зимние сапоги. Теперь на мне осталось только прозрачное летнее платье из тонкой материи. Я выхожу из-за дерева.

Сажусь на траву и смотрю на них. Затем ложусь. Я скатываюсь по склону, как будто я тоже мячик.

Ничего не происходит. Они меня не замечают.

Э-эй, ну что, пойдемте ко мне домой?

Не знаю, в какой момент Эдвин обратил на меня внимание. Я так увлеклась катанием по траве, что совершенно о нем забыла. Накатавшись вдоволь, я снова села и сразу почувствовала: что-то изменилось.

Он заметил меня, но виду не подает.

Они продолжают игру. И снова перекатывают мячик. Как ни в чем не бывало. И все-таки что-то переменилось.

Он меня заметил, но виду не подает.

Ну Эдвин! Don't bullshit a bullshiter[26]. Что ты комедию разыгрываешь? Ты что, думаешь, я тебя не раскусила? Зачем делать вид, что ничего не произошло? Даже и не пытайся — я плохих актеров насквозь вижу.

Я знаю, что он видит, как я сижу под деревом в своем красивом белом платье.

Я знаю, что он видит, потому что теперь он играет с девочкой как-то по-другому.