Направляясь вдоль реки, Руби, не оглядываясь, знает, что Том смотрит ей вслед. У нее мелькает мимолетная мысль, похожая на ту, что посетила ее в день допроса в полиции, когда, проходя мимо молодого человека у стойки регистрации в своем многоквартирном доме, Руби почувствовала, что он наблюдает за ней. Возможно, Том может знать, где она живет, при желании он мог бы проследить за ней до самой ее комнаты. Это вызывает у Руби такое беспокойство, что она срывается на бег и не останавливается, пока не оказывается на расстоянии нескольких улиц от парка, на расстоянии нескольких улиц от него. Слезы, которые она до этого сдерживала, наконец проливаются.
О чем она думала, когда присела с ним за столик сегодня?
Возможно ли, задается она вопросом, пока ее грудь тяжело вздымается, а ноги дрожат, что она снова пошла не тем путем?
Руби решает больше не думать об этом, когда поворачивается и направляется домой.
В ночь после случайного свидания Руби с Томом приходит сообщение от Ленни:
Приходит еще одно сообщение от Сью:
И чуть позже от Джоша:
Он посылает ей адрес Ноя. Уменьшает карту Нью-Йорка до одной пульсирующей точки.
Как будто именно этого я ждала все это время.
Когда Руби появляется у двери Ноя, тот не сильно удивлен. Он ожидал чего-то подобного: что кто-то, имеющий ко мне отношение, в конце концов разыщет его. Тем не менее, встреча с женщиной, которая нашла мое тело, сама по себе является шоком, ведь Ной скорее думал о ком-то из моего прошлого. Пожимая руку Руби и приглашая ее войти, он решает спрашивать ее о чем угодно, кроме мельчайших подробностей того утра. Единственная вещь, которую он никогда не захочет знать.
Ной предлагает Руби чай, кофе или виски, и она испытывает искушение выбрать последнее, хотя на часах только девять утра, Ной видит блеск в глазах Руби и сразу решает, что эта австралийка ему нравится; любой, кого не смущает мысль о спиртном в такой час, уже его устраивает. Франклин также дает свое одобрение, когда тыкает носом руку только что присевшей Руби с просьбой почесать его. Старый пес все еще ищет меня и иногда даже находит, но сегодня утром я держусь на расстоянии: хочу, чтобы эта встреча прошла хорошо. Не только для Руби, но и для Ноя, который так же одинок, как и она. Моя опора в Нью-Йорке, мужчина, который позволил мне остаться с ним, и женщина, которая осталась со мной.
Они немного рассказывают о себе, а затем Руби делает глубокий вдох и задает вопрос, который не давал ей покоя с того самого утра у реки.
– Какой была Алиса, Ной?
Он долго смотрит на Руби, зная, насколько важным будет его ответ. Когда Ной наконец начинает говорить, в его голосе слышится нехарактерная дрожь.
– Элис была простодушной. Не совсем образованной, но в то же время самой умной молодой женщиной, которую я когда-либо знал. Она впитывала информацию, как губка, а потом разбрызгивала то, что узнала, вокруг себя. Да, она была красива, но не миленькой. В ней не было ничего милого. Она была как сырая, незаконченная работа художника. Оказалось, что никто никогда по-настоящему не позволял ей быть ребенком, поэтому временами она отличалась детской непосредственностью. Находиться рядом с ней было забавно и раздражающе, а иногда – удивительно. Ее было очень легко полюбить.
(Правда? Никогда раньше не задумывалась об этом.)
Он рассказывает Руби так много историй о вещах, на которые обращал внимание. Он говорит о моей матери, о моем дне рождения. О моей растущей любви к фотографии и о том, как сильно я дорожила старой Leica. Теперь Ной уверен, что я украла эту камеру у того «никчемного учителя», у мужчины, о котором я ему рассказывала, но совсем немного (мне следовало знать, что Ной догадается о том, что на самом деле произошло между мной и мистером Джексоном). Он говорит, что я страстно любила Крайслер-билдинг, что, описывая Нью-Йорк, я часто говорила как неотесанная[37]
Джоан Дидион, и что, когда он впервые увидел меня, я показалась ему бездомной беспризорницей, которой и была. Ной даже плачет, рассказывая о том, когда видел меня в последний раз, как я раздражала его играя на пианино перед сном. Я была чем-то обеспокоена, а он этого не увидел. Ной жалеет, что не проговорил со мной допоздна, не проявил настойчивость, чтобы выведать мои секреты.