Преждевременный контакт

— Нам тоже. Нам нужен ты. Но раз так, мы его вернём обратно…

— Там были ещё люди.

— Ты о спецслужбистах? Забудь о них.

— Нет. Я о девушке и о старике, о хозяине квартиры и о моей…

— Мне о них не докладывали.

— Но они там были.

— Кто твой друг?

— Никто.

— Это вряд ли. Тоновый резонатор — прибор совершенный. Кто-то из вас двоих попал в «трансмутационный отрезок». Поначалу было неясно, потому разобрались. Но твой товарищ на вид крепче тебя. Я думал, это он подал сигнал.

— Какой сигнал?

— Удивительно, что контактор не сообщил тебе о системе распознавания. Вы оба «розетки», но «трансфертом» всё-таки оказался ты. Хотя наверняка, твой уровень контакта пока самый низкий. Твой контактор, как он выглядел?

— Обычный… — Марк напрягся, — вы его не знаете?

Старик не ответил. С неподдельным интересом он разглядывал Марка, и серо-голубые глаза его излучали искреннюю радость.

— Как долго я ждал этот день, — произнёс он чуть слышно.

Затем поставил кружку на чугунную печь, распахнул дверцу и поднёс узловатые мозолистые ладони к ожившему в топке огню. Блики пламени мерцали на его бронзовых скулах, весёлыми зайчиками отражаясь в белках глаз. Вверху, где терялась печная труба, протяжно загудело нарастающим волчьим воем, и лёгкий ветерок колыхал концы платка на его голове. Дышать стало значительно легче.

— Свежий воздух уймёт головную боль, — произнёс Инженер. — День на отдых, а затем займёмся делом.

— Что вам всем от меня надо! — не удержался Марк, скрежеща зубами от злости. В его макушку словно вбили кол.

— Поначалу мне надо, чтобы ты отдохнул. И заметь, ты не связан и без охраны. Ты — гость. Хотя… — Инженер подбросил в печь несколько топочных брикетов, обтёр беспалую ладонь о фалды пальто, и многозначительно добавил: — …отсюда сбежать можно разве что в Пустошь.

Сняв с плиты алюминиевый чайник, он налил в кружку парующую жидкость и протянул её Марку. В нос ударил терпкий пьянящий аромат.

— Грибной отвар псилоцибе. Пей. — коротко кивнул подбадривая. — Моментально придаёт силы.

Взяв кружку, Марк сделал глоток. Передёрнулся от горького привкуса.

— Ну как? — чуть заметно улыбнулся старик.

Массивная дверь легко и бесшумно отворилась, и в комнату вошёл светловолосый подросток лет двенадцати с перекинутым через плечо полотенцем и с чугунным казаном грибного супа в руках.

— Грибы — наше всё. — Старик принял из рук мальчишки ароматное варево и взгромоздил на металлический стол. — Ассорти. Здесь и шиитаке, и шимиджи, и шампиньоны. Ирма прекрасно готовит.

Жажда оказалась сильнее мерзкого вкуса своеобразного напитка, и Марк, отпивая понемногу из кружки, опорожнил её до дна. На удивление головная боль и дрожь в теле отступили. Теперь он мог внимательнее осмотреть, где находится. В тусклом мигании светодиодного светильника, глаза различили стопку книг на железном ящике у стола. На столе из-за торчащих карандашей и ручек похожий на дикобраза массивный письменный прибор, кипы мелко исписанных листов бумаги, очки на раскрытом блокноте. Дальше у стены металлическая панцирная койка, рядом умывальник, под раковиной с выщербленной, пожелтевшей эмалью старое алюминиевое ведро.

— Мой кабинет. Здесь и живу, и работаю, — пояснил Инженер, уловив заинтересованный взгляд. Повернулся к парнишке: — Приберись здесь, Унц. Эту оставь.

Он взял со стопки толстый фолиант в чёрном переплёте. Мальчишка, собрав в охапку бумаги и оставшиеся книги, коротко поклонился и вышел.

— Угощайся. — Инженер протянул Марку полную миску супа: — Когда поешь, почитаешь на досуге. Станет понятней.

Он положил оставленную книгу. Белые затёртые буквы на обложке гласили: «Генрих Корнелий Агриппа. Оккультная философия 1533 г».

— Зачем? — спросил Марк, пытаясь удержать ложку в непослушной руке. — Зачем я вам…?

— Завтра начнём работать. Проводники имеют свойство работать в обе стороны.

За дверью послышался нарастающий шум. Из проёма вынырнула русая мальчишеская голова с горящими возбуждёнными глазами в пол-лица. Побелевшие губы дрогнули:

— Он… сбежал… тот, второй…

* * *

Алекс ладонями сдавливал пульсирующие виски, пальцами тёр покрасневшую воспалённую кожу и, казалось, от этого боль утихает. Но стоило опустить руки, как она возвращалась с удвоенной силой, протыкая мозги тысячами игл.

Тяжёлые ноги заплетались, по сгорбленной спине градом катил пот. Но удивляло, что резаная рана, зашитая Липсицом, затягивалась на глазах. Шов сросся, побелел, и даже гематома вокруг него перестала гореть пурпурно-маковым пламенем, приобретя бледно-жёлтый оттенок восстанавливающейся плоти. То, что случилось недавно без сомнения пошло на пользу, если бы не невыносимая, медленно убивающая головная боль.