Преждевременный контакт

— Как же Создателю трудно с нами, — произнес он. — Как же непосильно быть Богом.

В уголках его глаз выступили слезы. Он корил себя за то, что в свои шестьдесят пять многое повидав, многое пережив все еще цепляется за эту серую безрадостную суету любой ценой, словно нищий за последний кусок хлеба. Он ненавидел себя за то, что предал в желании прожить еще каких-то несколько унылых лет. Предал молодых и сильных, в надежде сберечь свое старое слабое тело. Сберег его, но потерял душу.

— И еще я трус. Увы, девочка моя, это так. Синоним рабства — трусость. Вот это грех, так грех! Я дешевый бесполезный трус.

Яков Соломонович указал на запертую дверь.

— Он не виноват. Мне легко все свернуть на него. На его шантаж, на то, что он из управы. Но не он разрушает наш мир, его разрушают такие, как я…

— Ну-ну, успокойтесь, — перебила Роза. — Не наговаривайте на себя, Яков Соломонович, не занимайтесь самоедством. Мы с вами еще повоюем.

И она взмахнула рукой, будто саблей, подбадривая старика.

— Нет-нет, девочка моя, ты не понимаешь. Именно с такими, как я Богу и трудно. Именно с такими…

За закрытой дверью послышалась возня. Раздался пистолетный выстрел. Следом автоматная очередь, затем ещё одна…

Глава 26

— Пока твои друзья будут здесь, ты отведёшь меня к Губеру, — сказал Алекс, перекидывая тяжёлый пистолет из руки в руку как пушинку.

— Одно и то же. Почему все уверены, что я знаю куда идти?

Алекс дёрнулся:

— Надеюсь, у тебя хватило здравого смысла расспросить адрес?

Подойдя к окну, он опёрся на подоконник, вдавил пальцы в пластик так, что кожа на костяшках побелела, и отражение его глаз сверкнуло в тусклом стекле ярко-синим заревом.

Он вспомнил, как далёким январским утром мальчишкой вот так же стоял у окна. Как тонкими пальчиками держался тогда за подоконник и тянулся на носочках, пытаясь заглянуть в окно.

Там внизу плещутся в молодом снегу солнечные блики. Слышатся голоса. Но мальчик не может разобрать, о чём говорят люди. Среди голосов прорывается один родной.

Алекс сглотнул сгусток боли, застрявший в пересохшем горле. Сквозь солнечные весенние лучи он напряженно и внимательно всматривался в улицу, будто пытался разглядеть что-то своё, понятное лишь ему одному. Лицо его посерело, глаза потеряли цвет.

Тем утром выпал первый снег. Человек в белоснежной рубашке, стоял у стены на чистом, только выпавшем снегу, и выросший с тех пор мальчишка ненавидит снег, одновременно скучая о нём каждую зиму. Цвет снега невыносим — нестойкий, предательский — но Алекс ни разу не изменял белой рубашке, как у того человека за окном.

Он неспешно отстранился от окна и уселся в кресло, в котором несколько минут назад сидела Роза. Он молчал, неосознанно перекладывая пистолет из руки в руку.

За окном среди доносящихся снизу голосов один женский. Вернее, совсем ещё девичий, молодой, живой, дерзкий — чистая энергия. Говорят, с годами голоса не меняются. Он запомнил этот голос и за много лет привык к нему так, что первое впечатление стёрлось из памяти. С годами тембр стал спокойным, хорошо поставленным, но голос остался прежним.

Алекс невесело улыбнулся, поджав уголки губ. Вспомнилась любимая её фраза, сказанная тем голосом: «Вы, Ал, так и не научились расслабляться».

Но в тот день на заднем дворе голос её был бойким, звенящим. Она бодро зачитала постановление «рейдерской тройки», после чего всё становилось бессмысленным, в ход шли пули. В те годы расстрельные приказы зачитывались почти каждый день. Арестованных выводили за дом, на задний двор или просто на улицу, без суда и следствия предъявляли постановление о казни. Тем утром маленький мальчик впервые узнал, что тот человек в белой рубашке уважаемый ученый и его отец — оказался врагом прогресса.

Алекс опустил голову, и плечи его дрогнули.

— Инструктор по идеологии Агата Грейс, уже тогда красиво зачитывала расстрельные приказы. — Он посмотрел на Марка злыми волчьими глазами: — Она и сейчас всё делает красиво.

— Я отведу тебя к Губеру, — сказал Марк, протягивая руку, — но обещай, после ты отстанешь от нас.

— Так-то лучше, — улыбнулся Алекс, но вместо рукопожатия поднял пистолет на уровень груди.

Вдруг Марк поднырнул под руку с пистолетом, подался вперёд и головой боднул блондина в недавнюю рану. Тот вскрикнул от боли и, вывернув локоть руки с оружием, попытался прицелиться сверху, но Макс, резко разогнувшись, толкнул эту руку вверх.

Раздался выстрел. Марк дважды кулаком коротко ударил в рану. Пистолет выпал из ослабевшей руки. Превозмогая боль, Алекс всем телом навалился на противника, но тот просел ещё ниже и Алекс, перелетев через подставленную спину, кувырком покатился к стене.

Сладковатый дым быстро заполнял комнату. Макс видел, как очертания силуэта сидящего на полу Алекса приобретают сначала размытые формы, а затем и вовсе растворяются в свете окна.