Президентский марафон

Первое время после назначения Скуратова мне казалось, что такого прокурора мы наконец нашли. Мы регулярно встречались. Юрий Ильич информировал меня о ходе расследования наиболее громких убийств: священника Александра Меня, телеведущего Влада Листьева, журналиста Дмитрия Холодова, бизнесмена Ивана Кивилиди. То, что убийства эти из года в год остаются нераскрытыми, меня очень волновало. Я не раз говорил об этом Скуратову.

Он своим тихим, нарочито бесцветным голосом объяснял: идут следственные действия, очерчен круг подозреваемых, отрабатываем одну версию, другую версию...

Но я видел - на самом деле ничего не происходит. Бесконечная монотонность скуратовских отговорок стала раздражать.

Другим свойством Скуратова, которое на первых порах внушало оптимизм, была его нарочитая аполитичность. Но как выяснилось, у Генпрокуратуры появился "духовный лидер" - депутат Виктор Илюхин. Тот самый Илюхин, который когда-то пытался начать уголовное преследование Михаила Горбачева по статье "измена Родине", меня - по поводу "геноцида русского народа", Илюхин - автор всех законопроектов о неспособности Ельцина управлять страной.

Именно этот депутат, как писали газеты, когда-то тоже работавший в прокурорской системе по линии КГБ, стал вхож в любую, самую высокую прокурорскую дверь. Вот тебе и аполитичный Скуратов!

Теперь я понимаю, почему же так произошло. Юрий Скуратов, обладавший рядом незаменимых для прокурора качеств - исполнительностью, цепкой памятью, упорством, не обладал главным - волей, мужским характером, верой в себя, в свои силы, оказался в каком-то смысле пустоцветом. И эту пустоту необходимо было срочно заполнить ярким, актуальным содержанием. Вот здесь-то ему и пригодился Илюхин.

Я понял, что Скуратов поддавался влиянию тех, кто подсказывал ему наиболее легкий путь, путь громких "политических" дел.

Среди банкиров и бизнесменов были люди, так или иначе принимавшие личное участие в судьбе Юрия Ильича. Как выяснилось, это были "друзья", довольно глубоко постигшие податливую прокурорскую натуру.

Первым о порнографической пленке с участием генпрокурора узнал Николай Бордюжа. Военный человек, настоящий пограничник, нетерпимый к любого рода распущенности, он был буквально в шоке. Мне про этот кошмар глава администрации решил пока ничего не говорить. При встрече со Скуратовым Бордюжа сухо сказал ему: в такой ситуации долго думать не стоит.

Скуратов покорно написал прошение об отставке:

"Глубокоуважаемый Борис Николаевич! В связи с большим объемом работы в последнее время резко ухудшилось состояние моего здоровья (головная боль, боли в области сердца и т. д.). С учетом этого прошу внести на рассмотрение Совета Федерации вопрос об освобождении от занимаемой должности генерального прокурора РФ. Просил бы рассмотреть вопрос о предоставлении мне работы с меньшим объемом.

01.02.99".

Однако на следующее утро он снова появился у Бордюжи, стал просить: "Нельзя допускать, чтобы пленка всплыла. Давайте забудем про это. Забудем про то, что вы видели. А я готов выполнять все ваши указания".

Бордюжа ответил: "Во-первых, ваше заявление уже у президента, ему принимать решение. И к тому же вы, как человек, обладающий хоть каплей здравого смысла, должны понимать: если есть одна копия, есть и пятьдесят других".

Тогда Скуратов умолял, просил. Потом, спустя месяц, вдруг резко изменил позицию: "Пленка сфальсифицирована, на пленке - не я".

Не каждый может легко пережить такой позор. Скуратов, скорее всего действительно по медицинским показаниям, слег в ЦКБ. Заседание Совета Федерации, на котором сенаторы должны были рассмотреть его заявление, планировалось на 17 марта.

В ночь на 17 марта пленка была показана по Российскому телевидению. А утром следующего дня сенаторы почти единогласно проголосовали против отставки. Накал политической борьбы в Совете Федерации достиг критической отметки.

Егор Строев сказал примерно так в своем телеинтервью: "Что тут обсуждать? Беда случилась с человеком!"

До скандального голосования по делу Скуратова я о порнографической пленке ничего не знал. Ни Николай Бордюжа, ни другие помощники ничего о пленке мне не говорили. Прочитав заявление Скуратова об уходе по болезни, я, честно говоря, просто испытал чувство большого облегчения. Слабый, бесцветный прокурор уходит сам. Не нужно заставлять, не нужно прилагать лишних усилий.

События в Совете Федерации грянули как гром среди ясного неба.

Я вызвал к себе Скуратова, Примакова, Путина, чтобы окончательно разобраться.

На моем рабочем столе лежала папка с фотографиями, сделанными с той пленки, результаты предварительной экспертизы, материалы заседания Совета Федерации, на котором рассматривалась отставка Скуратова. В материалах экспертизы сообщалось, что анализ голоса и изображения на пленке показал да, на пленке генеральный прокурор. Фотографии смотреть не стал, резко отодвинул от себя.