Презрение Лорда

Но в полуденном ветерке чувствовалось предвкушение лета. Воздух стал теплым и благоуханным от цветения земли. Повсюду самонадеянно красовались цветы и беззаботно пели птицы. Постепенно Кавинанта переполнило утомление. Апатия ослабила натянутые струны его воли. Только привычка к езде и удерживала его в седле Дьюры; он стал нечувствительным к таким поверхностным соображениям; едва ли он заметил, когда река стала поворачивать на север от направления движения отряда, или когда горы начали становиться выше. Этой ночью он спал глубоким сном без сновидений, а на следующий день ехал дальше в такой же немоте и безразличии.

Все возраставшая дремота не покидала его. Сейчас он, сам того не зная, ехал по степи; ему грозила опасность, которой он не сознавал. Усталость была первым шагом в неумолимой логике закона проказы. Следующим была гангрена, зловоние гниющей заживо плоти, настолько ужасное, что некоторые медики не могли его выносить; зловоние, которое ратифицировало отвержение прокаженных таким образом, что ему не могли противостоять ни простая жалость, ни отсутствие предрассудков. Но Кавинант путешествовал по своему сну с разумом, полным сна.

Когда он начал приходить в себя — рано в полдень на третий день после ухода из Парящего Вудхельвена и на семнадцатый со дня отъезда из Ревлстона, то обнаружил, что перед ним расстилается Моринмосский лес. Отряд стоял на вершине последней горы, у подножия которой земля пропадала под темной защитой деревьев.

Моринмосс лежал у подножия горы подобно плещущемуся морю: его края охватывали склоны гор, словно деревья впились в них своими корнями и отказывались отходить назад. Темная разнообразная зелень Леса простиралась до горизонта на севере, на востоке и на юге. У нее был какой-то угрожающий вид; казалось, она бросала вызов отряду, решившему пройти сквозь нее.

Высокий Лорд Тротхолл остановился на гребне горы и долго смотрел на лес, мысленно прикидывая, сколько времени потребуется, чтобы объехать Моринмосс, вместо того, чтобы принять вызов странной угрозы деревьев.

Наконец он спешился. Посмотрев на всадников, он заговорил, и его глаза были полны потенциального гнева.

— Сейчас мы будем отдыхать. Потом войдем в Моринмосс и не будем останавливаться до тех пор, пока не доберемся до дальнего края. Путешествие займет почти день и ночь. Во время езды не должно быть видно ни одного клинка и ни одной искры. Слышите? Все мечи убрать в ножны, все ножи в чехлы, наконечники всех копий обвязать кусками тканей. И не высекать ни одной искры или вспышки огня. Я не намерен ошибаться. Моринмосс отличается еще большей дикостью, чем Гринмердис, — а никто еще со спокойным сердцем не въезжал в этот лес. Деревья веками переносили страдания, и они не забыли своего родства с Гарротинг Гип. Молитесь, чтобы они не сокрушили нас всех без разбора.

Он сделал паузу, оглядывая отряд, пока не убедился, что все его поняли. Потом он добавил уже мягче:

— Возможно, в Моринмоссе все же есть Лесничий, хотя это знание было утеряно после Осквернения.

Несколько воинов напряглись при слове «лесничий». Но Кавинант, медленно избавлявшийся от апатии, не почувствовал ни в малейшей степени того благоговения, которого, видимо, от него ждали. Он спросил, как прежде:

— Вы что, поклоняетесь деревьям?

— Поклоняемся? — Тротхолл, казалось, был озадачен. — Это слово мне непонятно.

Кавинант с удивлением уставился на него.

Мгновением позже Высокий Лорд продолжал:

— Ты хочешь спросить, почитаем ли мы леса? Конечно. Они живые, а Сила Земли — во всех живых вещах, во всех камнях, земле и дереве. Конечно, мы понимаем, что мы слуги этой Силы. Мы заботимся о жизни Страны.

— Он оглянулся на Лес и продолжал: — Земная Сила принимает разные формы, от камня до дерева. Камень служит основой для мира, и, к чести наших познаний, какими бы неглубокими они ни были, эта форма силы не знает сама себя, но с деревом все иначе.