Кавинант смотрел на нее, разинув рот. Сначала он не понял ее, в своем удивлении он не мог представить себе чувство, настолько сильное, чтобы заставить Мейнфрола склониться так низко. На лице его внезапно появилось выражение стыда.
— Мне не надо слуг, — проскрежетал он. Но потом увидел Морэма, беспомощно хмурившегося позади Лифе. Он сдержался и предложил уже мягче: — Я недостоин чести твоего служения.
— Нет! — взорвалась она, не поднимая головы. — Я видела, Ранихины почтили тебя ржанием.
Кавинант почувствовал себя пойманным в ловушку. Казалось, не было способа заставить ее прекратить унижаться, не дав ей понять при этом, что она унижается. Он жил без такта и уважения так долго. Но он обещал быть воздержанным. И во время своего путешествия из Подкаменья Мифиль он ощутил последствия своего согласия на то, чтобы люди Страны общались с ним, как с каким-то мифическим героем. С усилием он хрипло ответил:
— И, тем не менее, я не привык к таким вещам. В моем мире я… я — всего лишь маленький человек. Ваше уважение доставляет мне неудобства.
Морэм тихо, с облегчением вздохнул, а Лифе подняла голову и с удивлением спросила:
— Разве это возможно? Разве могут существовать такие миры, где вы не относились бы к числу великих?
— Даю честное слово. — Кавинант сделал глоток из фляги.
Осторожно, словно опасаясь, что в его словах все же заключался какой-то подвох, она поднялась с пола. Откинув голову и тряхнув связанными в пучок волосами, она сказала:
— Кавинант Рингфейн, будет так, как ты захочешь. Но мы не забудем о том, что Ранихины почтили тебя ржанием. Если мы сможем чем-нибудь служить тебе, дай нам только знать об этом. Ты можешь приказывать нам во всем, что не касается Ранихинов.
— Одну услугу вы могли бы мне оказать, — сказал он, глядя на каменный потолок. — Приютите у себя Ллауру и Пьеттена.
Когда он взглянул на Лифе, то увидел, что она улыбается. Он свирепо рявкнул:
— Она — один из Хииров Парящего Вудхельвена. А он — просто ребенок. Они достаточно испытали, чтобы заслужить немного доброты.
Морэм мягко перебил ее.
— Гигант уже говорил об этом с Мейнфролами. Они согласились позаботиться о Ллауре и Пьеттене.
Лифе кивнула.
— Подобные приказы выполнять нетрудно. Если б Ранихины не были предметом наших забот, то большую часть своих дней мы провели бы во сне.
По-прежнему улыбаясь, она оставила Кавинанта и вышла на солнце.
Морэм тоже улыбался.
— Ты выглядишь… лучше, Юр-лорд. Как ты себя чувствуешь?
Кавинант снова пригубил вино.
— Кваан спрашивал меня об этом же. Откуда я знаю? В эти дни я часто не мог вспомнить даже своего имени. Я готов продолжить поход, если тебя интересует именно это.
— Хорошо. Мы отправимся в путь как можно быстрее. Приятно, конечно, отдыхать здесь в безопасности. Но если мы хотим находиться в безопасности и дальше, мы должны идти. Я скажу Кваану и Тьювору, чтобы они были готовы.
Но прежде, чем Лорд ушел, Кавинант сказал:
— Скажи мне одну вещь. Почему мы все же пришли сюда? Ты заполучил Ранихина, но мы потеряли четыре или пять дней. Мы уже могли бы перескочить Моринмосс.
— У тебя есть желание обсудить тактику? Мы считаем, что получим преимущество, если пойдем туда, где нас не может ожидать Друл, а также если дадим ему время принять меры, связанные с его поражением в Парящем Вудхельвене. Мы надеемся, что он вышлет туда армию. Если же мы подъедем слишком быстро, то армия еще будет находиться в Горе Грома.
Кавинанту это показалось маловероятным.
— Ты решил заехать сюда задолго до того, как мы были атакованы в Парящем Вудхельвене. Ты все это запланировал. Я хочу знать, почему?
Морэм встретил требовательный взгляд Кавинанта, не дрогнув, но лицо его напряглось, словно он ожидал, что его ответ не понравится Кавинанту.
— Когда мы составляли наши планы в Ревлстоне, я видел, что это принесет нам пользу.
— Видел?
— Я пророк и время от времени могу предвидеть.
— И что?
— Я не ошибся.
Кавинант не был готов продолжать расспросы.
— Это, должно быть, забавно.
Но в его голосе было не так уж много сарказма, и Морэм рассмеялся. Его смех подчеркнул доброту линии губ. Мгновение спустя он смог сказать без горечи:
— Я был бы не прочь сделать побольше таких добрых прорицаний. А в наши дни они столь редки.
Когда Лорд ушел, чтобы заняться подготовкой отряда, Гигант сказал:
— Друг мой, в этом деле есть для тебя надежда?
— Предсказание правды, — фыркнул Кавинант. — Гигант, если бы я был таким же большим и сильным, как ты, для меня всегда бы была надежда.
— Почему? Разве ты считаешь, что надежда — это дитя силы?
— А разве нет? Откуда еще можно взять надежду, как не из силы? Если я неправ — проклятье! По всему миру живет множество несчастных прокаженных.
— Как измеряется сила? — спросил Гигант с серьезностью, какой Кавинант не ожидал.
— Что?
— Мне не нравится то, как ты говоришь о прокаженных. Где она, сила, если твой враг сильнее?