Презренный кат (СИ)

— Ангел-хранитель твой — вот кто. Только я под лавку залез, и тут тебя приводят. Видно не настолько ты грешен, чтоб голову за просто так сложить. На вот тебе нож Еремей Матвеевич. Я опять под лавку залезу, а ты шумни чем-нибудь, авось солдат и зайдет сюда. И уж, коль зайдет, то тут уж не теряйся, бей солдата ножом. Это последняя надежда твоя будет. Сумеешь выбраться — счастье твое, не сумеешь, тогда уж тебе никто не поможет.

— Жалко солдатика-то. Я и так его уж чем-то обидел.

— Ты себя лучше пожалей, пользы тебе от этого больше будет, — зло прошипел подьячий, утер еще раз влажной тряпицей кату лицо и стремительно забрался опять под лавку.

Чернышев поморгал немного чуть прозревшими глазами, огляделся в сумраке чулана и заметил в противоположном углу сложенные у стены доски. Он на цыпочках подобрался к ним и сильно толкнул плечом несколько досок. Доски с грохотом свалились на каменный пол.

— Ты чего там? — настороженно крикнул из-за двери солдат. — Чего шумишь, ирод окаянный?

— По нужде мне надо, — ответил ему Чернышев и уронил на пол остальные доски. — Мочи нет терпеть больше. Открой!

— Я тебе сейчас покажу «по нужде», — зазвенел замком рассерженный часовой. — Сейчас я тебе штыком быстро нужду справлю. Ишь ты, фря какая, потерпеть он не может. Сейчас попробуешь штыка моего и сразу про всю нужду свою забудешь.

Солдат распахнул дверь и безбоязненно направился к стоящему у стены узнику, намереваясь поучить его для начала прикладом. Еремей дождался, когда приклад, готовясь к удару, поднимется в верхнюю точку, и резко выбросил вперед руку с ножом. Нож мягко вошел в живот солдата и тот широко раскрыв удивленные глаза, жалостливо охнул, роняя на пол ружье. Кат быстрым движением прижал лицо солдата к своей груди и зашептал ласково на ухо.

— Прости милый. Ты же меня тоже должен понять. Если б я тебя пожалел, то мне бы уж и не жить, а мне жить ой как надо. Должок у меня еще в жизни есть. Прости, раз уж так получилось. Прости, родной.

Пока солдат умирал на груди Чернышева, Суков ужом выполз из чулана, огляделся из-за чуть приоткрытой двери и скоро позвал за собой Еремея.

Солдаты на полянке около крепостной стены варили в котелке похлебку и потому побега не заметили. Не до него им было, мясо по котелкам служивые делить начинали. Когда мясо делят, по сторонам глядеть всегда в убыток себе. А кому убыток этот нужен?

Кат прыгнул в кусты и побежал сквозь них, что было у него сил. Суматоха возле тайной канцелярии началась, когда Еремей был уже в густых придорожных кустах черемухи. А оттуда и до реки рукой подать было. Только Чернышев лодочника сразу искать не стал. Он осторожно крался по берегу, высматривая, какой-нибудь беспризорный плот. Не мало их в прибрежных травах таилось. Только на этот раз Еремею Матвеевичу не очень повезло. Долго он по кустам крался и уже только в сумерках нужный плот нашел.

Глава 7

Всю ночь и половину следующего дня Чернышев шел лесом около новгородской дороги. На дорогу выйти он опасался и потому пробирался лесной чащей, наблюдая торный путь лишь сквозь переплетение зеленеющих веток и давно уже зеленых лап. С одной целью шел кат, презирая злых комаров и хлесткие удары веток по раненому лицу, только с одной — уйти поскорее подальше от Петербурга и придти поближе к Москве. Шел он до последнего напряжения своих сил и упал в изнеможении, когда солнце перевалило через зенит. Чернышев полежал сначала на мягком мхе, потом собрался с силами и отполз еще дальше от дороги. Там он забрался в молодую поросль каких-то кустов, поджал колени к груди и сразу же уснул черным сном.