Презумпция лжи

Технических аргументов довольно много, и немалое их количество уже не раз обсуждалось другими по самым разным поводам, поэтому ограничусь парой примеров более «редких» и к тому же лично мне хорошо понятных ввиду моей профессии.

«Красная симфония» была впервые опубликована в 1950 г. в Испании. Публикатор повести, объясняя в начале, каким образом рукопись попала к нему в руки, указал, что некий доктор Ландовский, поляк, учившийся пару лет медицине в Париже, очутился после революции в России и со временем попал на службу в спец-лабораторию НКВД, где работал с наркотиками и психотропными веществами. В силу его специализации и знания французского языка сталинский порученец Габриель и велел Ландовскому присутствовать при его секретной беседе с Раковским, чтобы незаметно добавлять Раковскому в питьё специальный препарат и таким образом стимулировать в нём повышенную разговорчивость.

Сам Габриель, судя по сведениям, приведённым в «Красной симфонии» — чилиец, выходец из очень богатой семьи, какое-то время жил и учился во Франции. Раковский (реальный) тоже довольно долго жил, учился и впоследствие работал во Франции. Можно предположить, что у них не было возможности разговаривать на родном языке хотя бы одного из них (испанском или болгарском).[168] Так что беседуют Габриель и Таковский на французском языке, которым оба владеют более или менее свободно. Можно предположить, что беседовать на их общем рабочем языке — русском — Габриель не захотел в силу особой секретности их встречи (он знал, что в соседней комнате их разговор записывал «на аппарат» некий русский «механик» — четвёртый и последний персонаж в этом рассказе — простой тех. сотрудник НКВД, который французским языком не владел.)

Когда затянувшаяся почти на шесть часов беседа под утро закончилась, Габриель, по-прежнему стараясь не множить без надобности число посвящённых лиц, поручил Ландовскому самым срочным образом, используя записанную «механиком» фонограмму, разобрать, распечатать и перевести на русский язык всё проговоренное за ночь. Далее Ландовский довольно подробно рассказывает, как он это задание выполнил.

Стенограмму беседы он просто распечатал в одном экземпляре на французском языке и отдал её Габриелю. Тот прочитал текст, добавил необходимую правку и вернул его, чтобы Ландовский тут же сделал с него перевод на русский язык в двух экземплярах, один из которых предназначался лично И. Сталину.

Ландовский признаётся, что на свой страх и риск напечатал, спрятал и сохранил третью копию перевода. Её-то вместе с дневниками нашёл потом, уже во время войны неизвестный испанский военный на неизвестном трупе в районе блокадного Ленинграда и передал по возвращении в Испанию человеку (публикатору), который постепенно перевёл её на испанский и через пять лет после войны издал отдельной книгой.

Значит, все последующие публикации «Красной симфонии» в самых разных странах мира на самых разных языках — это не просто вторичные переводы (всегда плохие уже сами по себе). Ведь текст на испанском языке, который им всем послужил оригиналом, в свою очередь тоже сделан не со стенограммы на французском языке, то есть не с оригинала, а с тоже переводного русского текста.

Более того, и этот русский перевод, и даже французский оригинал безупречными тоже не являются: говорят на французском чилиец и болгарин, и для обоих французский язык — не родной, а иностранный (они его не в детстве естественным путём усвоили, а учили-зубрили уже в студенческие годы); перевод на русский язык такого очень непростого текста выполнил не профессиональный русский переводчик, а полный дилетант в этом деле, медик, к тому же — поляк.

В такой ситуации, если бы кто-нибудь стал вдруг утверждать, что беседа в повести подделана или вообще выдумана от начала до конца, и привёл бы в доказательство какие-нибудь языковые ошибки или нелепости в тексте, у него a priori ничего бы не получилось. Волею авторов ни один из причастных к оригинальному тексту людей не использовал при работе над ним свой родной язык, и потому любая возможная языковая нелепица или несуразица в нём имеет простое, очевидное — неоспоримое — объяснение: lost in translation (англ.- утрачено при переводе).

Почему это важно? Работавший во время войны против японцев ветеран британской разведки и дезинформации, старший брат Яна Флеминга Питер Флеминг вспоминал с улыбкой некоторые их первые, ещё наспех и неумело сработанные тексты, в которых, например, у провинциального от сохи американского генерала вдруг проскакивали в приписанных ему высказываниях слова и обороты речи, бытовавшие только в слэнге выпускников эксклюзивно британского и очень светского и аристократичного Итона. Японцы, к счастью, не обратили внимания на грубый ляп (а могли бы…).

В этой связи есть и ещё одна особенность, которую, правда, заметить можно уже только при наличии определённой профессиональной квалификации и опыта.