Презумпция виновности

"Опять не поняли!" — Инга Сергеевна с ностальгической грустью вспомнила свою работу над докладом о горбачевской революции. Тогда даже в небольшом обзоре литературы она пятнадцать (!) раз встретилась со словами "не поняли", "не оценили", "позже поняли" и т. д. в отношении действий, предложений, высказываний Горбачева. И вот снова "не поняли".

— Мы не поняли этого и не оценили, — между тем звучит в речи министра Щербакова. — Мы понимали, что идет нарастание сил двух сторон. Но его попытки — вот эти, политической стабилизации через Союзный договор, экономической стабилизации через совместные программы, мирохозяйственные связи через договоренности в Лондоне…

"Ведь именно об этом и говорил президент США Джордж Буш в своих ответах на вопросы советским журналистам в канун его визита в Москву за две недели до путча!" — вспомнила Инга Сергеевна прочитанное в "МН" интервью с американским президентом.

— Мы их не поняли, — продолжает Щербаков свое выступление, — мы все время бурчали в правительстве, что там, за нашей спиной договариваются, да что там происходит?…И мы не настроили коллективы. Вот здесь наша крупная ошибка. Там много есть чего еще сказать. Но что делать дальше…

На этом запись обрывается, и на смену ей появляется сюжет, связанный с пресс-конференцией Горбачева после путча. И снова испытываемый им внутренний дискомфорт и волнение предательски выползают наружу, обнажаясь необходимостью откашляться, сделать пазу, напряженно сосредоточиться:

— Уважаемые дамы, господа! — Прикрыв рот рукой, президент откашливается и опускает глаза к столу. После нескольких приветственных предложений он говорит: — Сегодняшняя пресс-конференция происходит после событий (небольшая пауза), которые больше всего хотелось мне, чтобы они никогда не повторились. И чтобы подобной пресс-конференции на эту тему больше не было… Мы прошли, может быть, настолько я хочу быть точным, — продолжает президент, сам себя, прервав короткой паузой, за которой скрыт весь драматизм его сомнений, тревог и боли за начатое им дело. — Прошли или не прошли (?!)… (Опять пауза.) — Прошли (!) самые трудные испытания за все годы реформирования нашего общества после восемьдесят пятого года…

"Да, — подумала Инга Сергеевна, — погрешил здесь против искренности президент. Сделав эту ремарку-вопрос: "прошли или не прошли", он и сам дал понять, что погрешил, ибо не может он не понимать, что НЕ ПРОШЛИ еще самые трудные испытания. Но он здесь применяет известный в педагогике прием "педагогического аванса", при котором выдается как бы кредит положительной оценки, чтобы стимулировать стремление к ее оправданию. И желая внушить самому себе и всем слушающим его в данный момент оптимизм, он все же утверждает: "ПРОШЛИ!" и, сам того не желая, ставит под сомнение это утверждение своим задумчивым взглядом и отсутствием подобающей в таких случаях торжественной интонации в голосе". Далее запись на кассете обрывается и возобновляется показом реакции Горбачева на какую-то реплику из зала, которая в записи не прослушивается:

— А?! — спросил Горбачев, обращаясь к автору реплики. Опустив взгляд куда-то в стол, после небольшой паузы произнес: — Мы все люди… − Далее запись фиксирует ответы на вопросы представителей прессы. Вопрос задает журналист, говорящий с сильным акцентом (сведения о нем в видеозаписи не зафиксированы).

— Михаил Сергеевич, я хочу вам задать один вопрос, не из любопытства, но потому что думаю, что это вопрос важный для всех сограждан вашей страны. Сейчас все прошло. Но я хотел бы узнать ваши соображения: что и кто вас вынуждал в октябре прошлого года на Съезде народных депутатов выбирать таких людей. Какие соображения, какие причины, почему? Потому что это интересно для меня, для всех. Видимо, было тяжелое положение уже тогда. Я не хочу, так сказать, предупредить заранее ваш ответ, но я хочу понять в глубине все, что происходило. Если вы сможете это объяснить, я думаю, что это будет для всех чрезвычайно важно.

После паузы Горбачев отвечает:

— Я думаю, что есть этапы в развитии перестройки. Мы никогда не должны забывать, в каком мы обществе ведем реформы, причем с таким масштабом, с такой глубиной и размахом. Если мы это забудем, мы ничего вообще не стоим, ничего не стоим… − И далее: − Моя задача все эти годы… Я все равно вам не расскажу всего, никогда не скажу всего… того, что у президента, так сказать… это все-таки моя прерогатива. Но моя задача была всегда провести, сохранить и спасти этот демократический курс…

Сейчас, глядя на дополняющий его слова лукавый взгляд президента, Инга Сергеевна с тоской вспомнила те дни творческого вдохновения и подъема, когда она анализировала закодированную манеру Горбачева излагать свои мысли и мотивы поведения. А с экрана между тем, завершая свой ответ после экскурсов в разные этапы перестройки, президент снова настаивает: