— Понимаешь Инга, — говорила с запалом Элла Табакова, — я приготовила настоящий среднеазиатский плов. Смотри: каждая рисинка самостоятельная. Очень редко такой плов получается. А вот сегодня получился, посмотри: он, словно он весь дышит. Его нужно есть руками — в этом весь смак. А они говорят, что такой аристократ, как Боресков, не будет, есть руками и неудобно его ставить в неловкое положение.
— Знаете что, — сказала Инга, чувствуя прилив сил и взыгравшую в ней находчивость, — я предлагаю компромисс: оставьте приборы, как бы невзначай, мол, забыли убрать. Но объявите, что плов нужно есть только руками. И вы посмотрите на реакцию окружающих. Может, не только Боресков не захочет, есть руками.
— Здорово. Инга, ты хорошо придумала, — сказали хозяйки, обрадованные найденным решением.
Они вывалили благоухающий плов в большую белую эмалированную миску и дали Инге, чтобы она поставила его на стол, за которым большинство гостей уже сидело в ожидании горячего. Как только Инга вышла из кухни, она столкнулась с академиком, который тут же взял у нее миску и поставил на стол со словами:
— Это настоящий среднеазиатский плов, и его следует, есть только руками.
Инга, оживленная вбежала на кухню.
— Девчонки, девчонки. Вы слышали?!
— Да-да, — сказала обрадованная Мария и, обратившись к стоящему рядом мужу, добавила: — Ну давай, Паша, готовься.
Паша присел на корточки, и Элла с Калей закрутили у него на голове вафельное полотенце в виде чалмы. На правую руку они набросили ему белое полотенце. Взяв глубокую белую эмалированную кастрюлю с теплой, слегка подмыленной водой, виновник торжества, смешно вышагивая, подошел к столу. Под всеобщий хохот он, как мог, протискивался в узком пространстве между сиденьями и стеллажами, дав возможность каждому обмакнуть руки и вытереть их полотенцем.
После плова снова вернулись в центральную комнату, где все расселись, кто на пол, кто на диваны, кресла или тумбочки. Павел объявил, что начинается конкурс на лучшее определение того, что есть защита диссертации. Формулировку нужно было оформить письменно и анонимно. Каждому раздали одинаковые клочки бумаги, которые после произведенной в них записи сворачивались в трубочку и сбрасывались в маленькую кастрюльку. Затем Павел, Каля и Катя, как члены жюри не участвовавшие в конкурсе, удалились. Вскоре они явились с результатом. Победителем был назван тот, кто написал: "Защита диссертации есть повод для банкета!". Им оказался Коля Зелинский. После этого по требованию публики под общий смех зачитали все другие определения и единогласно одобрили решение жюри. Под бурные аплодисменты и одобрительные возгласы Коле вручили приз — чайник из органического стекла, напоминающий химическую колбу из сюжетов об алхимиках. Потом вновь включили радиолу, и все дружно начали танцевать твист. Академик, любуясь, смотрел на пышущую энергией и любовью к жизни молодую поросль, с которой у него были связаны самые дерзновенные творческие замыслы. Инге этот танец совсем не давался, поэтому она стала помогать Марии готовить стол к десерту. Когда твист кончился, Павел всех, в том числе и курильщиков, стоящих на лестничной площадке, и женщин, занятых на кухне, созвал в комнату и включил "Летку-енку". С первым звуком мелодии все как один выстроились друг за другом. Инга с Сашей не успели оглянуться, как и они оказались в этом строю радостных, хохочущих людей. Академик стоял и с любопытством наблюдал за этим действом.
— Георгий Константинович, давайте с нами, с нами, — раздались голоса.
— А что же я должен делать? — спросил академик.
— А вы встаньте вперед, сюда, и я вам все покажу, — сказал Павел. Георгий Константинович послушно встал, и Павел, показав академику основные движения, заключил: — Вы только начните, остальное подскажет музыка.
Вновь включили остановленную на время пластинку, и помчался, ликующе подпрыгивая в небольшом пространстве одной из комнаток хрущевки, веселый живой экспресс. Он двигался по кругу, уверенный, что мчится в светлые дали счастья, радости, успеха и благополучия. Но, вероятнее всего, в эти мгновенья он вообще не задумывался о том, что будет завтра, какие их ждут времена, ибо счастливые, как известно, часов не наблюдают.
x x x