Презумпция виновности

Этот один из последних дней ноября выдался холодным и ветреным. Инга вся продрогла, пока добежала от трамвайной остановки к Дворцу культуры, где проводилась районная комсомольская конференция. Уже зайдя в зал, она почувствовала атмосферу торжественности, и осознание приобщенности к чему-то очень значительному переполнило ее. К ней подошел секретарь райкома партии, грузный мужчина лет сорока пяти.

— Здравствуй, Инга! Должен тебе сказать по секрету, — начал он лукаво, — что Сергей Михайлович тебя очень ценит. Если ты будешь продолжать в таком же духе, то к четвертому курсу мы поддержим твою кандидатуру в помощники прокурора. Учишься ты, насколько мне говорили, хорошо. В перспективе намечено расширять кадровый состав вашей прокуратуры, так что не подведи. — Он похлопал ее по плечу, затем добавил: — Вот я смотрю на тебя и думаю: откуда ты такая получилась. Ведь ты ровесница моей дочке, а она какая-то непутевая, не знает, чего хочет в этой жизни. Да что там говорить, — он махнул рукой и, оставив Ингу, быстро пошел в президиум, где пустовало его место в центре. Там же, в президиуме, Инга увидела и Сергея Михайловича.

x x x

По завершении конференции Инга, окрыленная успехом, которого даже не ожидала, направилась к выходу, но в это время кто-то тронул ее за рукав пальто. Это был представитель обкома комсомола Сергей Геращенко.

— Инга, — сказал он с пафосом, — во-первых, поздравляю с избранием тебя председателем ревизионной комиссии райкома комсомола.

— Большое спасибо, — сказала Инга, смущенно улыбнувшись.

— А сейчас позволь тебя пригласить на наш банкет. Там будет весь состав вновь избранного райкома комсомола — представители обкома комсомола и районное начальство, в том числе твой прокурор.

— Я, право, не знаю, — сказала Инга растерянно.

— А здесь и знать ничего не нужно, просто пошли, и все.

Инга никогда в жизни не видела такого изобилия закусок, которое заполняло банкетный стол. Казалось, что здесь все лилось рекой. Районное начальство выглядело более раскованно, чем в своих кабинетах, однако достаточно сдержанно. Произносилось много тостов в честь партии, комсомола, наиболее ярких представителей районной партийной и комсомольской организаций. Торжественная трапеза продолжалась часа три, после чего начались танцы. Танцевала в основном молодежь. Сергей Геращенко пригласил Ингу и во время танца рассказывал, как наилучшим образом организовать работу ревизионной комиссии. "Главное, побольше ездить в первичные организации, — говорил он, — особенно на промышленные предприятия, разъяснять им задачи партии и комсомола…"

Инга слушала все это, буквально задыхаясь от ощущения важности своего нового комсомольского статуса. Когда музыка затихла, она вернулась за стол, чтобы выпить лимонада. К ней подсел изрядно подвыпивший директор предприятия, которому принадлежал дом культуры. Он поздравил ее с избранием и стал подробно спрашивать о планах на будущее, о семье, об учебе. Когда вновь заиграла музыка, он пригласил ее на танец. Излишний вес и абсолютное неумение танцевать обусловили немало неловкостей в их "танцевальном дуэте". Когда наконец зазвучали заключительные аккорды, уставший директор, слегка прижав ее хрупкую фигурку к своему выпирающему животу, сказал: "Инга, ты замечательная девушка. Хоть ты и еврейка, но тебя все районное начальство любит". Инга, тщательно скрыв растерянность от сказанного, состроила искусственную улыбку и вернулась к столу. Уже было за полночь, когда она уютно устроилась у окна автобуса, который должен был ее, как и других участников банкета, не имеющих персональной машины, развезти по домам. Все впечатления этого счастливого, необыкновенного, самого возвышенного дня в ее жизни воскресали в памяти, наслаиваясь одно на другое. Все было радостным, приятным. Но… что-то все же просачивалось темным среди этого яркого, красочного фейерверка событий. И когда память вернула ее к танцу с директором завода, она поняла − эта реплика: "Хоть ты и еврейка…". "Но почему, почему это "хоть", — размышляла она. — Почему? — стучало в висках. − Почему меня должны любить, несмотря на…" Но тут нерадостные мысли сменились осознанием того, что в ее жизнь вошло новое, интересное, значительное, и это вернуло ощущение счастья и удовлетворенности.

x x x

Был январь, а солнце светило в окно, озаряя приемную. Инга сидела за своим рабочим столом, когда к ней подошел помощник прокурора Евсей Степанович. Своим двухметровым ростом он возвышался над всеми. В особо жаркие дни он любил шутить: "Да, вам хорошо там, внизу, там-то прохладней". В прокуратуру он пришел прямо с войны и считался талантливым работником, хотя особой грамотностью в русском языке не отличался. Поэтому, когда он давал Инге печатать свои тексты, она внимательно стремилась исправлять ошибки. Он был очень благодарен ей за это и охотно посвящал в оперативную работу.

— Да, Инга, ты не передумала поработать с этим материалом? — спросил он, протягивая ей папку.

— Конечно нет, Евсей Степанович, вы же знаете, как мне нравится эта работа.