Бросив ей на стол рукопись, следователь вышел. Перепуганная Инга села за машинку. Она уже заканчивала первую страницу обвинительного заключения, когда вернулся Сергей Михайлович. Проходя мимо Инги, сидящей за машинкой, он машинально глянул на текст, который она печатала, и вдруг, остановившись, впервые повысил голос:
— Вы почему так долго держали у себя этот документ? Кто вам позволил две недели держать не отпечатанным обвинительное заключение! Может, мы поторопились, привлекая вас к оперативной работе, если вы с основными своими обязанностями не справляетесь?!
— Сергей Михайлович, — сказала Инга, растерявшись, — мне этот документ Петр Петрович дал минут двадцать назад…
— Как это двадцать минут назад? А почему здесь стоит дата за его подписью двухнедельной давности?
— Я не знаю, — сказала Инга, побледнев от испуга. — Я не задумывалась о том, что эта дата может означать день, когда он отдал мне печатать. Кроме того, это уже не первый случай. Я замечала, что стоят какие-то даты, но никогда не задумывалась зачем.
Прокурор внимательно, с "прокурорской пронзительностью" посмотрел на секретаря и сказал, понизив голос, будто раздумывая о чем-то своем:
— Это что-то новое и, очевидно, очень серьезное. Инга, запомните: о нашем разговоре никто не должен знать. Никто! С этого дня вы будете мне докладывать обо всех таких случаях. Вы поняли? А сейчас садитесь и напечатайте документ Прокопенко в первую очередь и сразу же отдайте ему. Заведите журнал и записывайте даты поступления к вам для перепечатки всех материалов от всех сотрудников, в том числе и от меня.
— Хорошо, Сергей Михайлович, — сказала Инга, опустив голову, чтобы скрыть слезы.
— Ну-ну! Не обижайтесь, — сказал прокурор по-отечески снисходительно. — Не обижайтесь. Как говорится: "жизнь прожить − не поле перейти". Всякое бывает в жизни. Так что не обижайтесь. Мне тоже сегодня от прокурора области досталось за то, что мало профилактикой преступности в районе занимаемся. И я думаю, что он прав, хотя сами видите, как мы перегружены. Вот все надежды на вас! Когда вы тоже начнете делить с нами все тяготы, но… — улыбнулся он, — и радости прокурорской жизни. Ведь по выражению, кажется, Петра Великого, прокурор — это "око государево"…
После того разговора прошло два месяца, в течение которых Инга несколько раз сталкивалась с подобными подтасовками со стороны следователя Прокопенко. Она делала вид, что не обращает внимания на проставленные им даты, и тут же сообщала об этом прокурору. Сергей Михайлович выслушивал ее, никак не комментируя. Прокопенко ни о чем не догадывался, но проявлял все большую недоброжелательность и раздражительность по отношению к Инге. Наступили первые весенние дни. Инга, выполнив все срочные дела, попросила Сергея Михайловича разрешить ей уйти после обеда с работы, так как в этот день было запланировано посещение комсомольского собрания на одном из предприятий района.
— Я не возражаю, — ответил прокурор, — более того, я даже могу вас подвезти туда, поскольку еду в том же направлении.
— Большое спасибо, — обрадовалась она.
— Инга, — сказал Сергей Михайлович, — вы можете садиться в машину, и скажите, пожалуйста, Ивану, что я выйду через несколько минут.
Когда Инга, передав водителю то, о чем просил прокурор, усаживалась на заднее сиденье машины, к ней подошел невесть откуда взявшийся следователь Прокопенко.
— У вас что, уже персональная машина? — спросил он ехидно.
Она не успела ответить, как к машине подошел Сергей Михайлович. Поздоровавшись со следователем за руку, он сел на переднее сиденье, и машина тронулась с места.
x x x