Презумпция виновности

– Далеко еще? – поинтересовался Кряжин, глаза которого стали излучать тот дьявольский желтый свет, что был хорошо знаком Сидельникову.

– Километра с два, – ответил порядком взволнованный, хотя и не показывавший этого, Желябин. – Да успеем, – успокоил он советника, – успеем… Два километра, без пробок… но со светофорами… Минут через пять будем…

– Вы о людях, гражданин водитель, совершенно не думаете… Вам бы только деньги платить. А человечность, ее ведь за бабки, как говорится, не купишь…

Сержант на вышке дотянулся пальцами до затвора, бесшумно оттянул его назад и остановил руку. Теперь, чтобы оружие было готово к бою, достаточно было отпустить затвор, чтобы тот с лязгом дослал в патронник первый из тридцати патронов, и сбросить оружие с плеча. Они работали вместе – сержант со старшим лейтенантом – еще с тех незапамятных времен, когда тот был младшим лейтенантом, а он – младшим сержантом и под памятник защитникам Севастополя только закладывался фундамент. Они понимали друг друга не с полуслова, а с полужеста, и поэтому, когда старлей стал еще в начале разговора вести себя с водителем синего «мерина» так, как никогда не вел себя с автовладельцами при нормальном течении службы, сержант отошел чуть вправо, чтобы перед ним были все трое из «Мерседеса», и сухо закашлялся с вышки. Услышав это, офицер стал просить предъявить ему пломбу на огнетушителе.

Очень хотелось подойти к компьютеру, казавшемуся непривычным среди интерьера будки, не ремонтировавшейся с середины восьмидесятых. «Мерседес» сержанту очень не нравился, не нравились и его водитель с пассажирами, однако поведение старшего лейтенанта указывало на то, что требуется внимание сержанта здесь, наверху.

– Да что с вами происходит? – пробормотал мужчина, снова погружая руки в карманы. – Документы в порядке, деньги предложил, а вы все равно не хотите меня отпускать. Выпишите мне квитанцию тогда… что ли… Я же не могу, черт возьми, стоять здесь всю жизнь!

– Вы, гражданин, не кричите, – нахмурился старлей. – Вы это… не нарушайте. Время проверки не регра… это… не регламентируется… Я вообще могу вас на три часа задержать.

Дверца справа клацнула и отъехала в сторону.

– Мы долго здесь стоять будем? В чем проблема, офицер?

Водитель, хищно сощурившись, вдруг резко повернул голову в сторону города. Там, на горизонте, в самом конце длинной и белой дороги, показалась черная точка. Мужчина сыграл желваками и опустил голову. Покрутил ею, словно обдумывая что-то, и во время этого жеста еще раз оценил расположение на вышке второго милиционера.

– Значит, не продадите огнетушитель?

– Как? – Старлей вскинул руки и упер в бока – правая случайно опустилась на белую кобуру. – Как? – повторил он еще громче, заглушая шорох сползаемой с ее букли застежки.

– Скверно, – сказал водитель и вдруг оторвал взгляд от заледенелого асфальта и упер его в глаза офицера. – Очень скверно, полковник.

Правая пола пальто его выбросилась вперед, словно под натиском шквала ветра, из нее, взорвавшейся со звуком вскрываемого шампанского, вылетела кашемировая пыль, и сержант, увидев эту картину, в первую секунду не понял, что коллега его обречен.

Пуля, вылетев из ствола пистолета в кармане водителя, пробила подкладку, материю и с глухим стуком ударилась в ватную куртку офицера. Из отверстия в синей материи тотчас была выброшена, как гейзером, струя пыли, потом клок ваты, а после и кровь.

Шагнув назад, старлей стал негнущимися от болевого шока пальцами лапать кобуру, которую отечественный производитель сделал таким образом, чтобы достать быстро оружие не получалось даже в нормальных условиях, стал смотреть на водителя, уже подбирающего вынутый из кармана пистолет второй рукой… Нет, не изумленным взглядом. Взглядом сожаления, что не успел. Что не среагировал первым, хотя с самого начала разговора увидел, что правая пола пальто собеседника оттягивается сильнее, чем левая.

И черную шапочку одного из пассажиров через стекло давно заметил, и то, как за все время разговора ни один из них не поднял рук выше пояса. Это невозможно, чтобы за десять минут томительного ожидания в машине кто-то из двоих не почесал бы ухо, не ковырнул в носу или просто не потер бы глаз. Но они все время сидели и держали руки внизу, потому что в такие минуты, когда ты держишь оружие, а твоего приятеля прессует дебильный гаишник, чесать ухо или ковыряться в носу как-то не хочется.

А теперь он не успевал даже вынуть из упрямой кобуры пистолет. Да и что толку было его выдергивать, если после этого нужно будет и предохранитель снять, и патрон в ствол загнать… Он не успеет сделать и половины этого. Он не успевал даже додумать эту мысль до конца…