…Возвращаясь к «вражде» мафии и фашизма, стоит привести ряд постулатов, которые словно бы специально сформулированы для практической «деятельности» ордена преступников.
Постулат первый — об отношении к профсоюзам (через них мафия работает):
«Национал-социалистские профсоюзы отнюдь не должны являться органами классовой борьбы, а только органами профессионального представительства. Национал-социалистское государство не знает классов.
Дух классовой борьбы свойственен не профсоюзам, как таковым, а свойственен только марксизму, который сумел сделать из профсоюзов орудие своей классовой борьбы».
Постулат второй относится к «воспитательной работе» мафий, к тому, как надо готовить гангстеров, как воспитывать в них ненависть к культуре, слепое поклонение «устному» приказу.
«Широкие массы народа подчиняются прежде всего только силе устного слова. Кто лишен страстности, у кого уста сомкнуты, тот не избран вестником воли. Человеку, который является только писателем, можно сказать: „сиди за столом со своей чернильницей и занимайся теоретической деятельностью, если только у тебя имеются для этого соответствующие способности. Вождем ты не рожден и не избран“».
Постулат третий: об отношении мафии к людям, к «толпе», «быдлу», «стаду», именуемому порой более мягко — «масса».
«Психика широких масс совершенно не восприимчива к слабому и половинчатому. Душевное восприятие женщин менее доступно аргументу абстрактного разума, чем не поддающимся определению инстинктам, стремлению к дополняющей ее силе. Женщина гораздо охотнее покорится сильному, чем сама станет покорять себе слабого. Да и масса больше любит властелина, чем того, кто у нее чего-либо просит. Масса чувствует себя более удовлетворенной таким учением, которое не терпит рядом с собой никакого другого, нежели допущением различных либеральных вольностей. Большею частью масса не знает, что ей делать с либеральными свободами, и даже чувствует себя при этом покинутой».
(Автором этих «постулатов», столь точно прилагаемых к правым вообще и к мафии в частности, был Гитлер. Хороший у маоистов союзник, а? Попробуй найти другого для ведения «героиновой войны» и террора?!)
…Ни в Палермо, ни в Термини я не нашел ночлега: цены на отели здесь очень высоки.
— Поезжайте в Сефалу, — посоветовали мне, — это красивый городок, старинный, прямо на берегу, там есть несколько отелей разных категорий.
И я поехал в Сефалу.
Возле бензозаправки остановился, решил подзалить двадцать литров. Вообще-то на Западе заливают пять-десять — бензозаправки на каждом шагу, а бензин дорог, зачем зря тратиться, выветрится еще два-три литра, а это — деньги, и немалые. Я же, приученный к нашим громадным пространствам и сугубо малым количествам бензоколонок, заливался под завязку; люди смотрели на меня, выпучив глаза, особенно когда из бака выплескивался бензин — здесь сцеживают до капли, словно кондитеры, украшающие воскресный торт дорогим кремом.
Задний левый баллон моего «фиатика» чуть подспустил. Я открыл багажник — решил посмотреть, где инструмент. Багажник легко поднялся, а я обомлел: ни баллона, ни инструмента не было.
Я сразу вспомнил, как в позапрошлом году возвращался из Испании через Францию и как в Провансе у меня полетел баллон на маленькой дороге местного значения, — приходилось высчитывать каждый франк, конец путешествия, а проезд по автостраде здесь дорог, время ценится высоко, выезжая на четырехрядную дорогу ты можешь развивать скорость до ста семидесяти километров (коли позволяет мощность двигателя), на узеньких же, бесплатных дорогах максимальная скорость — шестьдесят километров. Темень была, хоть глаз выколи. Трещали цикады, как у нас на юге, ветер был соленым, угадывалось близкое море.
На страдах то и дело торчат телефоны «автосос»: позвони — через полчаса приедет техпомощь. Другое дело — сдерут с тебя за эту помощь три шкуры, но помощь окажут квалифицированную; ничего не попишешь — за комфорт надо платить. Здесь же, в тихой и темной французской провинции, не то что «автососов» — ни огонька не было. Менять баллон в темноте — дело не из легких. Спасибо покойному отцу; он посадил меня за руль в Берлине, в сорок пятом, и был это маленький «оппель-кадет», и я тогда впервые испытал ощущение подчиненности скорости, и это прекрасное ощущение, а потом отец и его друг комбриг Лесин учили меня менять баллоны, и заставляли это делать ночью, без света. (Хотя гитлеризм был сломлен, солдаты не могли свыкнуться с солнцем и тишиною — война куда как протяженнее в памяти, чем мир.)
Я поменял баллон, запасной камеры у меня не было, и поэтому ехал по темной тихой деревенской дороге в Марсель с особой осторожностью, будто босой шел по траве, возле строительной площадки, где всегда валяются куски дерева с торчащими гвоздями.
В Марсель я добрался поздно ночью, посмотрел цены на баллон и почесал в затылке: денег явно не хватало.
Утром купил подержанный — за восемьдесят франков.