Прямо сейчас

– Ну, ребята, я же вам не бармен, в конце концов, – сказал Микулов почти добродушно. Он поставил предназначавшуюся Даниле чашку под краник и открыл его, из самовара полился кипяток. Судя по всему, Микулов был доволен, что заставил Данилу считаться со своим, пусть и вздорным, мнением, пусть и в нечестной игре под дулами пистолетов.

– Я хочу кофе, – сказал, однако, Данила: если уж ему действительно пришел конец, то какого черта отступать перед этим хамоватым клоуном, да еще в присутствии Ксении.

Микулов подчеркнуто спокойно закрыл краник. Подошел ближе.

– А ну-ка, – сказал Микулов ближайшему телохранителю, – наставь на него ствол.

Телохранитель наставил.

– Если попьешь чаю, отпущу целым, – предложил сделку Микулов. – Всех убью, а тебя отпущу.

Даниле было понятно, что это ложь. Но как же хотелось в это поверить!

– Считаю до трех, потом прикажу открыть огонь, – сказал Микулов.

Он выдержал театральную паузу и собирался уже начать отсчет, но тут Ксения, превозмогая страх, сказала:

– До четырех.

– Что? – спросил Паутов.

– Лучше до четырех.

– Почему? Тройка – же счастливое число.

– У меня четверка счастливое, – сдавленно сказала Ксения.

– Это неправильное число. Я буду считать так, как полагется, до трех, – сказал Микулов раздраженно. – Раз…

Данила ощутил, как ладошка Ксении подрагивает в его вспотевшей ладони.

– Два…

В это мгновение человек, который смотрел на компьютерный экран, поделенный на четыре части (по числу видеокамер, отправляющих на него изображение: две у снайперов на Колокольне Ивана Великого и две у бойцов в колодце под паркетом президентского кабинета), – в это мгновение он бесстрастно скомандовал:

– Огонь.

– Три, – сказал Микулов.

Никто из тех, кто остался в живых, не успел понять, что происходит. А погибшие – тем более. На окнах лопнули стекла и, дернувшись в сторону, упали, как подкошенные, два телохранителя Микулова, которые целились из своих пистолетов в Паутова и Данилу. И одновременно же с этим подскочил кверху и отлетел в сторону квадрат изысканного наборного паркета, прикрывавший люк из тайного лаза у письменного стола. Оттуда выскочил, как черт из табакерки, боец в черном шлеме. Еще только когда он начал вырастать из пола, в его руке заработал пистолет-пулемет, и другие два телохранителя Паутова повалились сраженные наповал. Так что второму бойцу, выскочившему из люка вслед за первым, и стрелять уже не пришлось.

– В помещении чисто, – бесстрастно доложил один из бойцов в микрофон.

– Вижу, – ответил Иван Андреевич Копулов и разомкнул руки, которые потирал, как органист перед симфонией (да, это был он – заместитель руководителя ФСБ наблюдал за происходящим на компьютерном экране, разделенном на четыре картинки, находясь в своем кабинете на Лубянке).

– Хорошо, – добавил в компьютерный микрофон Копулов. – Других вооруженных людей у Микулова в Сенатском дворце нет. Все входы-выходы блокированы нашими людьми. Но все равно вы охраняете президента до полной проверки всех помещений.

– А-а-а, – застонал Микулов и обессилено опустился в ближайшее кресло.

– Ты еще за сердце схватись, – сказал Паутов.

Микулов схватился за сердце, но схватился не потому, что прислушался к саркастическому совету Паутова, подобно актеру, который старается в точности исполнить задумку режиссера, а потому, что и вправду у него сильно защемило в груди. Микулов уронил голову на плечо и весь обмяк, но никто, конечно, не поспешил справиться о его самочувствии. Микулов умер через минуту, пока все освобожденные обменивались бестолковыми восклицаниями и бесцельно ходили туда-сюда между трупами, не веря в свою удачу. Только боец в шлеме, заметив, что Микулов потерял сознание, пощупал сбоку его шею и не обнаружил под пальцами пульса. Врачи позже констатировали обширный инфаркт миокарда.

Благодаря видеокамере Дэниела Дрейка все произошедшее видели на экранах своих телевизоров и гаджетов миллионы людей на всей планете, включая толпу, которая собралась на Красной площади и которая, таким образом, находилась к месту событий ближе остального человечества. Чудесное освобождение пленников в Сенатском дворце и восстановление Паутова в должности президента было встречено на площади аплодисментами – такими же, какими у россиян принято приветствовать во время авиаперелетов благополучное приземление лайнера, хотя в данном случае уровень энтузиазма и радости был, конечно, выше. Значительно выше.

Даже придворный телережиссер, циник, повидавший многое, не избежал состояния восторга. Он спросил у Паутова разрешения включить трансляцию со своей камеры, тот кивнул, не очень поняв, о чем его просят, и на огромных экранах, развешенных на зданиях вокруг Красной площади, появилось видеоизображение, в центре которого был восстановленный в правах президент.

Зрители видели, как Паутов улыбался, и видели в глазах его то, что принимали за усталость после нелегкого дня. А между тем вовсе не из-за усталости его взгляд был тревожен.