Брент выбрал другую тактику. «Даже лидеры освободительной борьбы в слаборазвитых странах не могут понять того, что мы говорим, потому что они изо всех сил пытаются получить контроль над своей собственной экономикой. И как только они это получат, они захотят промышленности, богатства и потребительских товаров для своего народа. Они хотят того, что у нас уже есть». Он сделал паузу. «Революция нашего типа может произойти только в Северной Америке или Европе, где мы уже испытали все, что может предложить капитализм. У большинства из нас есть телевизоры, машины. Мы могли бы получить работу, образование и все такое. Мы можем позволить себе критиковать образ жизни богатых потребителей и развивать видение, отличное от всего, что было раньше. Мы не марксисты, не коммунисты и не социалисты. Мы не укоренены в рабочем классе. Мы уходим корнями в отчужденную молодежь, пожилых хиппи, которые не утратили своих идеалов, интеллектуалов, которые осмеливаются сформулировать новую философию, которая критикует материализм, технологии и спрашивает: «Что, черт возьми, такое прогресс?»
«Ну, я не питаю иллюзий относительно того, что нахожусь на пороге неминуемой революции», – сказал я. «Я в этом надолго». Несколько минут мы втроем сидели в тишине, позволяя разговору улечься в наших усталых умах. Я чувствовала, как действует успокаивающее действие чая, и мне захотелось спать. «Давай поедем домой».
Это было редкое время для бодрствования. Когда мы ехали на север по Кингсуэй в 5:30 утра, солнце только начинало подниматься над горами, окрашивая небо в пастельные тона. Все окна небоскребов в центре города пылали, отражая огненное сияние утреннего солнца. Улицы были пусты. Легкий ветерок подтолкнул к нам обертки от фаст-фуда, выброшенные накануне вечером.
Я чувствовала себя такой усталой. Когда мы подъехали к дому на старом «Вольво» Энджи, из дома через дорогу вышла молодая туземка. Ее длинные темные волосы были собраны в тугой конский хвост. Даже хотя было прохладное мартовское утро, на ней были шорты, которые обнажали половину ее ягодиц, а рубашка была завязана узлом под грудью, обнажая ложбинку между грудями. Ее красивые черты были сильно накрашены, как будто она собиралась на вечеринку-маскарад. Было ужасно рано для того, чтобы она отправлялась на работу, но я подумал, что у нее могут быть клиенты, которые зайдут в ее уголок, чтобы сделать быстрый минет по дороге на работу. Она была такой худой, что, должно быть, была наркоманкой, решил я, и, конечно, ничто другое не заставило бы кого-то выйти на работу так рано одетым, как она. Да, я так устала.
Иногда я жалел, что не был так одержим идеей стать революционером. Когда я в последний раз проводил день на берегу океана или гулял в лесу? Я чувствовал себя таким далеким от тех детских дней, когда я дико скакал по полям, фыркая и молотя копытами воздух в экстазе. Если бы я закрыл глаза и сосредоточился, я мог бы вернуть запах сухой травы и грязи, жужжание пчел в воздухе и ощущение солнца и ветра, обжигающего мою кожу. Почему я не мог игнорировать четко очерченные горные склоны или желтое загрязнение на берегах реки Фрейзер? Почему я не могла просто устроиться на какое-нибудь конное ранчо, встретить хорошего парня, накопить немного денег и купить небольшой участок земли, где я могла бы воплотить в жизнь свои детские фантазии? Я мог бы иметь простую хижину, бам и лошадей и жить, как мое детское альтер-эго.
Был ли я привлечен к этой революционной миссии потребностью в опасности и волнении или, возможно, даже каким-то подсознательным суицидальным влечением? Я не знал. Мне нужно было поспать. У этой бедной туземной девушки, вероятно, не было другого выбора, кроме как стать проституткой. Согласно обычной статистике, она, вероятно, была из неблагополучной семьи алкоголиков, где в детстве подверглась сексуальному насилию. С небольшим образованием и не на что надеяться, кроме как на благополучное существование в заповеднике, было понятно, что она окажется на улицах Ванкувера, стирая свои воспоминания наркотиками и влача существование, делая единственное, чему она когда-либо научилась, могло дать ей то, что она хотела.
У меня не было плохих воспоминаний, которые нужно было стереть. Ни по какой причине в мире я не мог поступить в университет, получить отличную работу и добиться успеха. Почему я выбрал этот путь, который неизбежно привел бы к саморазрушению с незначительными социальными изменениями или вообще без них? Мой мозг устал. Я знала, что в отличие от местной девушки, я одна несу ответственность за выбор этого жизненного пути, который приведет к моей собственной гибели.