Прямое серебро

Каффран считает, что это из-за детей. Колеа иногда называл двух сирот, которых Криид спасла из Улья Вервун, «частичкой добра». Каффран полагал, что тот проявлял почти отеческую заботу, присматривая за ним и Криид, ведь они заменили детям их настоящих родителей.

Неважно. Она никогда не узнает. Теперь Колеа бесполезно спрашивать, потому что он не мог даже вспомнить Уранберг, не говоря уже о мотивах, которыми когда-то руководствовался в жизни.

— Если устанешь, свисти, — сказала она.

— Не волнуйтесь, сержант.

— Если что-нибудь увидишь, ты тоже свисти.

Он полез своими толстыми пальцами за шиворот шинели, вытянул оттуда жестяной свисток и просиял.

— У меня тут свисток.

— Хорошо, — сказала она. — Продолжайте, рядовой Колеа. — Она собралась уходить, но его следующие слова одёрнули её. «Дети».

— Что?

— Что? — переспросил он.

— Что ты сказал, Гол? Только что.

— Хм… — подумал он. — Дети. Они будут в порядке? С ними всё хорошо?

— Они молодцы, — ответила Криид. Её сердце колотилось в груди. Казалось, что прежний Гол Колеа стоял сейчас перед ней на расстоянии вытянутой руки.

— Они молодые, — сказал он. — Да, совсем молодые. Но я думаю, они справятся. Если Вы говорите, что с ними всё в порядке.

— Они справятся.

— Он кивнул. — Такие молодые. Наверное, война – это всё, что им известно. Но большинство из них так молоды. Мальчишки. Даже не бреются ещё. А ведут себя как солдаты.

Солдаты Альянса Айэкса. Вот о ком он говорил. Все в полку были потрясены: почти все здешние солдаты и правда были пугающе молоды. «Дети», — сказал тогда Лубба.

Слава Богу-Императору. Он имел ввиду совсем не её детей. Она заметила искру всего на секунду, но это была ложь.

— Продолжай, — сказала она.

— Вы в порядке, сардж? — спросил ДаФельбе.

— Ага. Песок в глаза попал, — отмахнулась Тона Криид.

Тачка из полевой кухни прошла вдоль траншеи к северу от станции 290 примерно пятнадцать минут назад, подавая солдатам одиннадцатого взвода кусочки сухого ржаного хлеба и водянистую похлёбку из твёрдых корнеплодов на рыбном бульоне. Теперь рядовой Гутес шёл под дождём с ведром для грязной посуды, собирая котелки солдат, чтобы забрать их в окоп снабжения и ополоснуть под краном за станцией.

Это был регулярный наряд, и сегодня он выпал Гутесу. Он не ворчал, хотя работа считалась грязной.

К тому времени, как он соберёт все котелки, ведро будет уже полным. Пит Гутес был одним из старейших солдат Танитского, измученный и усталый. Он страдал не от физической усталости. Он устал влачить гвардейскую жизнь. Эта безнадежная борьба, которую предстоит продолжать день за днём, зная, что счастливый конец их в любом случае не ждёт. Их родного мира больше нет. Нет семейных объятий, в которые можно было бы вернуться.

В день гибели Танит дочери Гутеса Финре был двадцать один год, а её дочери, Фуне, всего четыре месяца. Оставить их было трудно, но его призвал Император. А Император есть Император.

Пит Гутес иногда вскакивал на постели посреди ночи, и Танит последней вспышкой догорала перед его мысленным взором. Врезавшийся в память судорожный спазм огня и света, который возвестил о смерти мира, где он вырос. Это была всего лишь мелочь, искра в ночи. Он видел это через иллюминатор военного корабля. Просто крошечная бесшумная вспышка.

Он часто задавался вопросом, как вообще Танит могла умереть. Поверхность раскололась. Океаны обратились в пар. Континенты надвинулись друг на друга и распались на части. Обширные наловые леса были сожжены дотла стеной белого жара. Ядро, разваливаясь на части, изверглось и выкипело в вакууме. Пит Гутес был убеждён, что любое переживание, даже самое важное и глубокое в его собственной или чьей-либо жизни, могло показаться не более чем крошечной беззвучной вспышкой, если взглянуть с достаточно большого расстояния.

Порой он задумывался об этом, смывая жир с кастрюль, сортируя силовые зажимы, пришивая обратно пуговицы на своей тунике. Галактика была большой, и всё в ней было маленьким, и он тоже был маленьким. Император мёртв! В самом деле? Да… всего-то крошечная вспышка, не более. Видел? Империум пал! Фес святый, ты шутишь? Нет… лишь ещё одна маленькая вспышка. Вы, должно быть, и не заметили.

Далеко. Вот где он хотел бы оказаться. «Далеко в горах», как в старой песне. Теперь это стало единственным, чего он хотел. Быть настолько далеко, чтобы всё казалось маленьким и незначительным.

— Котелки! Котелки! — орал он, продвигаясь вниз по огневому сектору и держась обеими руками за дужку большого жестяного ведра. Гаронд бросил свой, затем Феникс и Токар.

— Премного благодарен, — отвечал Гутес каждому, но в его голосе было столько сарказма, что они рассмеялись.

Он забрёл в дот, где Кейл и Мелир сгорбились возле своего орудия поддержки. Кейл бросил ему свой полупустой котелок, а Мелир всё ещё собирал последние капли подливы куском хлеба, который не доел Кейл.

— Фес, тебе что, нравится эта дрянь?

— Хорошая еда, если проголодался, — сказал Мелир.